Искать смысл — личное дело читателя. Писателю негоже навязывать ему свое видение. Любой из нас надеется когда-нибудь сочинить историю, которая прозвучит, как музыкальная нота во всем богатстве обертонов и гармоний. Какие-то из них лучше расслышит вот этот человек, какие-то — вон тот. Среди обертонов найдутся и такие, которых не слышал и не подразумевал даже сам рассказчик. Более того, слушатель будет взрослеть, и со временем одни обертоны поблекнут, а другие, наоборот, станут слышаться яснее. Именно это и происходит с по-настоящему великими сказками: в шесть лет вы понимаете «Красную Шапочку» вот так, а в сорок — уже совсем по-другому. Самый лучший способ рассказать историю — это объяснить, что случилось сначала и что было потом… и вовремя заткнуться.
Когда я только начал обдумывать тему детской литературы, готовясь к этой беседе, меня вдруг со всех сторон окружили образы сада. «Алиса в Стране чудес» полна садов, а уж «Зазеркалье» и подавно. Хамфри Карпентер назвал свое исследование детской литературы так называемого «золотого века» «Таинственные сады», в честь романа Фрэнсис Ходжсон Бернетт. О садах поется и в детских песенках: именно в саду злосчастная дева лишилась носа в пользу дрозда[33]
, а в «Мэри, Мэри»[34] описывается преображение сада, которым гордился бы сам Алан Титчмарш[35].Сад — это безопасное, укрытое место; место красоты, в конце концов. Вы охотно отпустите детей там поиграть. С садом связаны идеи роста, развития, обучения, воспитания, взращивания, поддержания порядка, прополки, аккуратности внешнего облика и всего прочего в том же духе; это теплица, которую можно будет покинуть, когда станешь достаточно сильным, чтобы выжить во внешнем мире. Словом, причин связывать детей и детскую литературу с образом сада поистине великое множество.
И поэтому, когда меня попросили поговорить о детской литературе, я принялся искать метафору сада, с которой можно было бы начать, — но этот подход не сработал, потому что в голову с завидным постоянством лез безумный, хаотический сад из гениального «Великого Панджарабана»:
Так что она пошла в сад срезать себе капустный лист на яблочный пирог. Но тут огромная медведица, как раз проходившая по улице, сунула голову в магазин.
— Как? Мыла нет?
Так он и умер, а она крайне неблагоразумно вышла за цирюльника. И там были пикнинни и юбилеи, и горуйли, и сам Великий Панджарабан с маленькой круглой пимпочкой сверху, и все принялись играть в «как попало», пока у них порох не кончился на каблуках.
Так что вот она, моя метафора сада. Что же мне теперь с ней делать? Это вам не какой-нибудь мирный и безопасный садик, где все растения ведут себя хорошо, а главное — предсказуемо. Здесь, если хочешь испечь яблочный пирог, изволь нарвать капусты. Да и люди в нем умирают с бухты-барахты — надо думать, от потрясения, — а по полу рассыпаны опасные и взрывчатые вещества. Такого просто нельзя допускать. Кто-то должен положить этому конец.
И кто-то пытается. Большая медведица требует чистоты и порядка. Очевидным образом, она — страж границы в штатском, или, может быть, школьный инспектор. Правда единственное, чего ей удается добиться, — это гибель ни в чем не повинного прохожего.
Утешает то, что никто не обращает на это никакого внимания, и, насколько я могу судить, свадьба — благоразумная или нет — идет своим чередом, а вместе с ней и игра в «как попало». Я, пожалуй, присоединюсь к ней, если встречу эту компанию.
Эта речь была произнесена в Королевском литературном обществе 6 декабря 2001 года.