Голоса исчезают – музыка остается

В мире – август, в радости и в горе.
День восходом солнца осиян.
Предо мною Северное море,
надо мною неба океан.

Прошлое перечеркнуть крест-накрест,

зачеркнуть крестом всю цепь невзгод?
В мире – август, августейший август.
Век двадцатый. Сорок пятый год.

С Волгою и родиной в разлуке,

на чужом германском берегу
я лежу, крестом разбросив руки,
обрести покоя не могу.

После плена, после одичанья

ждём у моря мнимых перемен.
Нас освободили англичане,
крест поставив на немецкий плен.

Был я пленным, был я, не забыл я.

Никогда б не вспоминать о том…
Чайка над волной раскрыла крылья,
осеняя мир своим крестом.

Мне бы так вот, вскинув руки в небо,

вознестись крестом в родную даль.
А ещё – в стихах хотелось мне бы
вычеканить всю свою печаль.

Будущее пленных, покажись мне!

Что грядёт, кому какой исход?
Чайка – ввысь, крестом, живинкой жизни.
Ну а пленных – в лагерь иль в расход?

Знать бы наперёд, какие муки

умертвят надежд моих росток.
Я застыл, крестом раскинув руки.
Ноги к морю, к солнцу, на восток.

Жизнь в воспоминаньях пронесётся,

прошлого разверзнутся пласты.
Впереди меня – над морем солнце.
Позади меня стоят кресты.

Оглянусь – не с сожаленьем острым,

не с молитвой на пустых устах:
вместо тех, кто начал Drang nach Osten,
лишь кресты да каски на крестах.

…Вы меня поймите, не осмейте,

я юрок-вьюрок из дальних мест —
верещу о жизни, не о смерти,
лишь в себе самом несу свой крест.

Не погиб меж Сциллой и Харибдой,

столько повидав смертей одних!
Не поник меж Правдою и Кривдой, —
уцелел, чтобы страдать от них.

Ах, война и плен, мой ад кромешный.

В море – тишь. Но где же в мире тишь?..
Жизнь моя – крест четырёхконечный,
мне судьбой навязанный фетиш.

Просто крест – он мой близнец сиамский.

Прост как перст, упрям и прям, как пест.
Окровавленный дохристианский
крест – орудье казни, грозный крест.

Символ смерти – или символ веры?

Стала чья-то память коротка?
…Древний Рим, древнее нашей эры.
Рабства гнёт. Восстанье Спартака.

А потом, от Капуи до Рима,

вдоль дороги, где в пыли кусты,
словно в страшном сне – необозримо
встали в строй кресты, кресты, кресты.

На крестах – с обвисшими телами

мёртвые распятые рабы…
Римские властители, тираны —
проклинаю чёрные их лбы!

Нелюди, садисты, изуверы —

Зрелища творили из смертей.
Крест есть смерть. Причём тут символ веры?
Крест был силой тех, кто всех лютей.

…В мире – август. Самолёт, злой символ,

четырёхконцовый чёрный крест,
дьявольскую смерть над Хиросимой
сбросит вниз, сжигая всё окрест…

Я ж, того не зная, в смерть не слягу,

крест живой, не разревусь в соплях…
…Нам – этап, всё ближе к Усольлагу,
к танкам, что ворвутся к нам в Степлаг.

Засифонит жисть такую клизму,

что – хоть стой, хоть падай, но держись.
В унисон комизму-коммунизму
стоном пробренчит жестянка-жисть.