Голоса исхода

Вернуться? Возвращение — для тех,
Кто после долгих лет и долгих странствий
Устали от скитальчества и рвутся
К родному краю, очагу, друзьям,
К любимым, ожидающим, как прежде.

А ты? Ты и не думаешь вернуться:

Шагать бы беспрепятственно вперед
Всегда свободным, хоть юнцом, хоть старцем, —
Без Телемака, чтоб тебя искал,
И без Итаки, и без Пенелопы.

Шагай, шагай же и не возвращайся —

Как прежде, до конца дорог и дней,
И не тоскуй о беспечальной доле,
Ступая по неведомым краям,
Взирая на невиданные земли.

Написанное Сернудой трудно и непрерывно вносило в испанскую поэтическую традицию важные начала, мимо которых прошел наш легковесный романтизм. Поэты поколения Сернуды — уважение к которым решительно расценивалось в те годы как явное диссидентство — не слишком почитали мысль. В отличие от их предшественников Мачадо или Унамуно — и в отличие от Сернуды. Поэтому его стихи смогли вобрать в себя опыт великих визионеров новейшей Европы: Кольриджа, Гёльдерлина, Леопарди.

Он читал досократиков в английских переводах по изданию «Фрагментов» Германа Дильса[6]. Он отыскал в собственной традиции начала традиции европейской и сделал их своими, нашими.

Таков не до конца еще понятый многими долг перед Сернудой, который мы обязаны признать. Добавим к нему — перед лицом профессионалов конформизма, трусости и лести — то необходимое, что дает нам силы жить: его не размахивающее руками бунтарство, его сумрачное одиночество, резкую гримасу его презрения к любой вульгарности и злобе, к окружающей низости, к судорогам завистников, к «племенным пережиткам литературной среды»[7], его несгибаемый моральный стержень.

Никто не сумел так, как он, обозначить переход от эпохи мученичества и кровопролития к эпохе пустоты и небытия. Об этом незабываемые и точные строки его стихотворения «И еще раз, с чувством»:

Принц среди жаб? Неужто было мало
Компатриотам расстрелять тебя?

За преступлением приходит тупость.

Таким был Луис Сернуда, безоглядный поэт одиночества и небытия, предельного маргинализма, непринадлежности своему времени, ненадежности человеческого существования. Его отдаленность и изгнание стали нашей сутью. Поэтому я хочу на упокоившей его мексиканской земле поместить перед его именем — и с тем же чувством — счастливые слова, которые он обратил к дону Луису де Гонгоре:

Возблагодарим Господа за покой Гонгоры,
                                                       поверженного в прах,
Возблагодарим Господа за покой Гонгоры,
                                                       вознесенного в высь,
Возблагодарим Господа, смогшего вернуть его
(как когда-нибудь каждого из нас),
Никчемного перед этим мирным концом,
                                   в его собственное ничто.

Луис Сернуда Из книги «Старик Окнос»

Война и мир

Пограничная станция должна была бы, конечно, выглядеть куда многолюдней и живее, а эта, до которой ты добрался тем февральским вечером, была пустынной и темной. За шторками виднелся край перрона, оттуда предстояло отправляться.

Там было кафе. Такое безмятежное. Такое тихое. У горевшей печи сидела женщина с грудным ребенком. Слышалось приглушенное, успокаивающее воркотание огня в топке.

Ты попросил холодного молока и поджаренный хлебец, не веря себе — как будто просил рожок луны. А не встретив в ответ саркастическую улыбку, решился спросить еще и сигарет.

Сидящему в этом возвращенном покое и тишине, существование казалось тебе чудом. Получалось, что это опять возможно. И только дрожь, как будто неведомая опасность только что пронеслась мимо, трясла все тело.

Снова наступила жизнь; жизнь с верой в то, что она всегда теперь будет вот такой, мирной и непостижимой, с ее возможностью ежедневно повторяться и обещаниями, которым уже не удивляешься.

* * *

Позади, в крови и руинах, осталась твоя земля. Последняя станция, станция по другую сторону разделившей вас границы была всего лишь скелетом из перекрученного металла без стекол и стен — вырытым из могилы скелетом, на котором тускнел отсвет уходящего дня.

Что может один человек среди всеобщего безумия? И, не оборачиваясь назад, не заглядывая вперед, ты шагнул в этот чужой мир со своей земли, втайне уже чужой.

Град Каледонский