Голоса летнего дня

Через два месяца после свадьбы дивизию Федрова перебросили в Англию. Они с Пегги не виделись целых три года. Нет, они, конечно же, часто переписывались, но к тому времени, как Бенджамин повстречал в Париже Ли, Пегги стала для него неким отдаленным и бесплотным призраком, душа которого была сосредоточена теперь в стопочке конвертов полевой почты. Он поступил, как поступает большинство солдат в схожих обстоятельствах. У него было несколько интрижек в Корнуолле, где на какое-то время был расквартирован полк для подготовки солдат к военным действиям под водой, в аквалангах. Завязался также роман с девушкой из Британского министерства информации — это когда Бенджамина послали в Лондон, на курсы отработки взаимодействий с британскими офицерами-контрактниками. И ни разу не испытывал он чувства вины, занимаясь любовью с этими женщинами. Просто как бы отсрочил верность призраку, который добросовестно слал ему все эти письма полевой почтой… отложил ее до лучших времен. Ведь война — штука очень долгая.

Ли развелась с мужем в 1939-м — на три года позже, чем следовало бы, так сказала она Федрову в Париже. И еще добавила, что он нравится ей, а также очень нравится отказывать полковникам и генералам, что так и вились вокруг нее, объясняя свой отказ тем, что у нее назначено свидание с простым сержантом. Благодаря неустанному кокетству, а также обширным связям в высших военных кругах, Ли выбила себе отдельную квартирку, где они с Федровым занимались любовью. И это получалось у них так хорошо и доставляло столько радости и наслаждения, что Ли начала поговаривать о свадьбе. Идея вовсе не претила Федрову, напротив, казалась весьма привлекательной. Ведь он знал Пегги всего месяца три или около того, и бесплотный призрак, воплощенный в конвертах, казался чуждым, нереальным. Они были связаны чисто условной поспешной и почти позабытой церемонией бракосочетания. Образ призрака тоже поблек, и это несмотря на то что Пегги посылала ему фотографии — точь-в-точь как матрос, выброшенный на остров после кораблекрушения и кидающий в открытое море бутылки с записками. К тому же ее занимали вещи, казавшиеся совершенно незначительными, пустячными, особенно мужчине, который не на жизнь, а на смерть сражался на другом континенте. Новости, сообщаемые призраком — о введении карточек, подлых интригах в медицинских войсках, жалобы на цинизм мужчин, получивших выгодные должности в глубоком тылу и наживающих целые состояния на войне, — все это, на взгляд Бенджамина, было мелким, неуместным и недостойным даже упоминания.

К тому же прошло целых три года. Отношения с Пегги выглядели теперь чисто формальными. И попахивали уже не любовью, а тягостным долгом. Сам он фотографий домой не посылал — не то теперь было у него лицо, чтобы красоваться в рамочке на тумбочке, возле постели молодой девушки в белом теннисном платьице. Девушки, которая ходила на танцы в Ю-эс-оу[18] и продавала дурацкие книжки чиновникам в униформе в штате Джорджия.

Его письма носили некий отстраненный и обобщающий характер, были написаны с намерением успокоить и утешить. Никаких деталей о массовой гибели солдат в 1944-м и 1945-м, которая перестала ужасать его самого, в них не приводилось. Он недостаточно хорошо знал свою жену, чтобы сказать ей правду, описать все пережитое. Порой, когда Бенджамин садился писать очередное письмо Пегги, у него возникало ощущение, что он пишет другу детства, с которым был знаком много лет назад. Пишет умному и красивому ребенку, которого, понятное дело, следует как можно дольше оберегать от ужасов и несчастий взрослого мира. Ребенку, который за это время так вырос и изменился, что ему придется изрядно поднапрячься, чтобы узнать его при встрече.

К зиме 1945 года Бенджамину уже с трудом верилось, что он женат. Слишком уж долгими оказались годы разлуки. Что такое в сравнении с ними те короткие, пролетевшие как сон несколько месяцев, что он знал Пегги?..

1948 год