Голоса на ветру

Неужели я всего лишь луч?

Милош Црнянски

На некоторое время Гойко Гарача исчез из жизни бывших воспитанников детского дома в Ясенаке, хотя и Арону и Даниле продолжало казаться, что их сопровождает и защищает его невидимая тень, возможно, тень его сети, состоящей из сирот военного времени, рассеянных по всему миру, от Германии до Австралии. Не Гарачу ли имел в виду Арон, предупреждая Данилу, что есть люди, которые знают о них гораздо больше, чем они сами? Спецслужба, на которую работает Гарача, знает многое. Даниле Арацкому пришлось смириться с тем, что если Гарача о чем-то умалчивает, значит у него есть на то веские причины. Арон это понял первым, после посещения регенсбургского «Кранкенхауса». В те годы югославские речные суда совершали регулярные рейсы до Регенсбурга, загрузившись еще в Сербии самыми разными товарами, а кроме того и людьми, говорившими на сербском, болгарском, русском, валашском, которые ухитрялись не только понимать друг друга, но и перевозить в укромных местах кое-что спрятанное, иногда даже детей и женщин.

Именно из-за этого тайного оборота спецслужба, в которой работал Гарача, с особым вниманием относились к судам и их командам. Но не только из-за этого. Охота на инакомыслящих начиналась уже при посадке, и некоторых пропускали умышленно, с целью позже завербовать их и потом раскрыть через них шпионскую сеть или то, что спецслужбы считали шпионской сетью.

Гарача при этом соблюдал крайнюю осторожность.

– Здесь, где ты будешь работать, – предупредил он Арона сразу после прибытия в Регенсбург – находится настоящее вражеское змеиное гнездо! Хотя, возможно, это и не так… – добавил он, ставя под сомнение информацию о том, что в регенсбургской больнице скрывается правительство в эмиграции в полном составе, выжидая момент вернуться в страну и свергнуть законную власть…

Для Арона эта больница стала самым странным местом из всех, где он работал, причем не столько из-за оборудования и методов лечения, сколько из-за пациентов всех возможных профессий и возрастов.

Те, из кого по донесениям Гарачиных агентов состояло «змеиное гнездо», были несчастными беглецами из всех стран Европы, вставшими во время Второй мировой войны не на ту сторону или же продолжавшими верить, что клятвы, когда-то данные ими теперь уже мертвым вождям, все еще обязывают их к верности слову. Больше всего было выживших военнопленных, для которых был закрыт путь к возвращению в свои страны: поляков, украинцев, сербов, хорватов, литовцев. Все они на четвертом этаже регенсбургского «Кранкенхауса» организовывали свои министерства и избирали правительства, будущих президентов и премьер-министров, министров обороны и даже министров без портфеля.

По роду своей службы Гарача должен бы был их ненавидеть. Но не ненавидел! Не мог ненавидеть. Они были старыми, немощными, больными, в большинстве случаев прикованными к инвалидным коляскам, наполовину ослепшими, а то и слепыми, не ориентирующимися во времени, потерянными. Он жалел их и, жалея, как-то смутно жалел самого себя, вспоминая как появился в Ясенаке, в башмаках на деревянных подошвах, которые ни за что не соглашался снять, закутанный в солдатское одеяло, с которым не расставался годами, точно так же, как один из несчастных с четвертого этажа, назначенный министром обороны теневого правительства, не расставался с комочком родной земли со своего бывшего виноградника, который привез ему кто-то из приплывших в Регенсбург.

Услышав эту историю, Гарача попросил Арона, насколько возможно, помочь этим «несчастным», которые все еще надеются увидеть свои родные дома, «но время идет, и их остается все меньше…»

Что касается немецких врачей, то они были не в состоянии понять, что творится с этими человеческими осколками военных разрушений и безумия. И поэтому не понимали, как их лечить.

Арон, знавший большинство языков, которыми пользовались его «перемещенные» пациенты, быстро понял, что лечить нечего, по крайней мере здесь, на четвертом этаже регенсбургской больницы, которая была скорее не больницей, а политическим убежищем для слегка тронувшихся умом, неспособных передвигаться, погруженных в ночные и дневные кошмары людей.

Оказавшись в запутанной ситуации взаимной борьбы стариков за власть в какой-то будущей жизни, доктор Арон Леви сначала чувствовал себя зрителем странного театрального представления, по ходу которого бывшие ярые противники теперь столь же яро помогают друг другу, чтобы выиграть войну против общих врагов, тех самых, с красной пятиконечной звездой на лбу.

* * *

Почему Арон выбрал Гамбург, Данило так и не понял до конца жизни. Может, из-за зеленоглазой Эрики Лех, которую встретил на каком-то медицинском симпозиуме, а, может, из-за белых и черных лебедей на Альстере.

Кто приложил к этому руку – Бог или дьявол – ни Арон, ни Данило определить не могли, пока не оказались вместе в похоронной процессии, которая в серый декабрьский день сопровождала погибшую в автокатастрофе медсестру до ее последнего пристанища.