Голоса на воде

Упадёт за взглядом свет,
и река засеребрится,
не ищи, её там нет,
как луна, она боится

с ледяной горы бултых
в прорубь или мелководье,
 омут там, где смотришь ты,
как вдоль берега уходит,

серой радугой гремя,
окунаясь в спящий воздух,
лодка, выронив меня,
как зерно, в тугую воду.

* * *

На маленьком окне,
на полочке короткой,
невидимые — снег —
 флаконы и коробки,

еловая труха
и мандарина шкурка,
орехов шелуха,
фруктовая кожурка —

за хвостик черновик
растаявший поймала
и, спрятавшись от книг,
листок перегибала:

лети, лети, во сне
дотронуться не дай, не
молчи, как после не
весёлого свиданья,

а прожитого дня,
которому на вычет веди,
веди меня,
раз ты его добыча.

* * *

Жёлтые деревья,
чёрные такси
(это не в России),
статуя Минервы.

Холодок по коже
каменной, дублёной.
Выдохнула: — Боже,
помнишь, я с продлёнки

топаю из школы,
«Книги», «Трикотаж».
Ноги на приколе.
Верю, что не дашь.

* * *

Боль заменяет остроту
переживания о боли,
что есть причина алкоголя.
Вот я приехала, иду

в несовпадающем с тобой,
перемежающемся эхом
пространстве, будучи помехой
моей любви, о Боже мой.

* * *

Гибнем, как выпавший в город снег,
дома живём ничком,
через неполные … тысяч лет
помнимся светлячком.

Тонем ладонями на восток,
гаснем, как шум сперва,
ждём, что воскреснут перед крестом
утренние слова.

* * *

В белом воздухе медовом,
на крыльце полупустом,
выйти к берегу готовы,
исчезают под мостом.

Здравствуй, горло расстояний.
Празднуй, музыка и дух
одного из двух сияний.
Поглоти одно из двух.

* * *

Люди со спины
выглядят счастливей,
ходят торопливей
голода блесны.

Двери отвори,
на пороге ангел,
маятником, гонгом
сердце изнутри.

Будем выводить
утром на прогулку,
 мякишами булку
селезню давать.

* * *

Колодец, полный пустотой,
слезы, крупинкой ставшей соли,
не принял, не нарушил воли её, —
 уже не быть водой.

Подумаешь об этом вскользь,
идя и стряхивая брызги
с листков, с тугих бутонов роз,
которых не раскрыл, опрыскав,

дождь, распахнувшийся не здесь,
и, радужный канатоходец,
танцует облачная взвесь —
в ней смотрит и молчит колодец.

* * *

Слева теплота
старого дивана,
справа теплота
старого кота.

И всего-то, да,
не проходит, рано,
с уха до хвоста,
нету, пустота.

* * *

Самолёт летит, качая
белым подбородком,
так носами на причале
вздрагивают лодки.

Над водою ледовитой,
над морскими львами,
над безлистым сталагмитом
в каменном кармане.

Всё летит, летит, красивый,
как хали-хало и
млечник бурый, древесинный,
груздь мавроголовый.

* * *