Голоса пьеса ч2

Анна(сестра Николая Александровича).А почему иконы в буфете прячешь?

Николай Александрович.Чтоб не дразнить гусей.

Анна Полубинская.Грех-то какой — иконостас в шкафу! Прости, Господи, наши грешные души. Я вот не скрываю, что верю в Бога, хоть в тюрьму меня сажайте, хоть на каторгу отправляйте.

Мария Федоровна.К моим вещественным доказательствам были приложены нательный крест и Евангелие. Я им так и сказала: "Ненавижу советскую власть за то, что она преследует Бога", — и швырнула в следователя чернильницей. Приговор — 10 лет лагерей.

Анна Полубинская.Расстрелять императора без суда и следствия — уже преступление. А дети, дети чем виноваты? Цесаревич — ребенок!

Николай Александрович.А 9-е января, а кровавое воскресенье?

Анна Полубинская.Я видела, как встречали царя в Костроме к 300-летию дома Романовых. Вон альбом лежит.

Николай Александрович.Еще бы, согнали, как сейчас на демонстрацию.

Анна Полубинская.Нет, я видела, как встречали. Тут было что-то другое. Как они могли уже через 6 лет убить того, кого так обожали? Нет, тут что-то не то.

Николай Александрович.А 9-е января?

Анна Полубинская.А что 9-е января? Там каких только провокаторов не было. Ведь из толпы по дворцу стреляли... да и причем тут цесаревич — ребенок?! Хоть убивайте меня, хоть сажайте, а я скажу...

Николай Александрович.Тише, тише, сестра.

Анна Полубинская.Что тише!

Николай Александрович.Иди ко мне, Барсик, иди ко мне, чудовище. Я тебе остаток хвоста отрежу.

Анна Полубинская.Перестань мучить животное! Ты это нарочно делаешь, чтобы мне досадить.

Николай Александрович.Иди ко мне, Барсик, я тебе вилкой остаток хвоста проткну.

Анна Полубинская.Перестань сейчас же! Сейчас же перестань! Иди ко мне, Барсик, не слушай их. Цареубийцы и детоубийцы!

Николай Александрович.Это я детоубийца?

Анна Полубинская.И ты тоже со своими партийцами. Чему ты их там в партшколе учишь?

Николай Александрович.Учу разумному, доброму, вечному.

Анна Полубинская.Разумному, доброму!.. Как царских детей убивать!

Николай Александрович.Ну, прости меня, сестра. Я ведь так, не со зла, пошутил.

Анна Полубинская.Пошутил, а чем бедное животное виновато? Постыдился бы при Котике вытворять такое.

Николай Александрович.Котик умный мальчик и все поймет.

Анна Полубинская.Кушай, Котик, борщ, кушай, не стесняйся. Бедный ребенок, брошенный всеми родителями.

Я.Я не брошенный.

Анна Полубинская.Не брошенный, не брошенный. Я это Бога для делаю. Кормлю и буду кормить голодного ребенка.

Николай Александрович.Кушай, кушай, не слушай нас, старых дураков. Потом вырастешь и всем расскажешь, какие у тебя родственники - Полубинские — в Костроме жили, как обедали на веранде, как швыряли лучший кусок в тарелку соседа, так что борщ разлетался. На-ка, сестра!

Анна Полубинская.Колька, сколько раз я тебе говорила, не перекидывай мне мясо из своей тарелки. Пусть Котик ест.

Я.Спасибо, я уже сыт.

Анна Полубинская.Он уже сыт! Вот что значит воспитанный мальчик.

Николай Александрович.Дворянская кровь не водица.

Я.Тем временем кусок, плавно пройдя по кругу и побывав во всех тарелках, снова возвращался ко мне.

Николай Александрович.Слышен шум, слышен гам на всю улицу. Это у Полубинских обедают. Будешь потом рассказывать, что обедал в доме городничего из фильма "Ревизор". Нас ведь сейчас снимают, благо, что за забором веранду не видно. Да, таких домов с мансардой, с деревянными колоннами сейчас не строят. Поразительно, дом деревянный, а минимум двести лет стоит, притом без ремонта. Только половицы проваливаются.

Анна Полубинская.Слава Богу, к съемкам снаружи подремонтировали. Только вот люди увидят, как люди при царях жили, и плакать будут. Где теперь сахарную голову достанешь? Я с вечера всю ночь за сахаром стояла, да так и не получила.

Николай Александрович.В войну хуже было.

Анна Полубинская.У них все время то трудности, то война. Почему и при Николае I, и при Александре II, и при Александре III, и при мученике убиенном Николае II сахар был и хлеб был, а у этих нет и не будет!!!

Николай Александрович.Идем, Котик, в мой кабинет. Я тебе Шиллера дореволюционного покажу. Напечатано на бумаге верже. С золотым обрезом