Голоса потерянных друзей

Джуно-Джейн невдомек, что квадратики на газетной бумаге — все равно что загоны для рабов во дворе у торговца. Внутри каждого из них — история о человеке, проданном в чужие края.　

— С тех пор как окончилась война, на плантации время от времени приходят чьи-нибудь родители. Они говорят: «Мы пришли за своими детьми. Отдайте их нам. Они теперь наши». Кто-то проходит через всю страну, чтобы только вернуть себе близких. После того как нам даровали свободу, никакие массы с их женами не в силах этому помешать. Но за мной так никто и не пришел. Я все жду, но никто не идет, а почему — я и сама не знаю. Может, это, — я показываю на газеты, — поможет понять, в чем тут дело. Я должна узнать правду, и пока не узнаю, никуда не поеду. Ни за что…　

Но не успеваю я договорить, как Джуно-Джейн начинает срывать со стен газеты.　

— Мы их возьмем с собой и будем читать по пути, — объявляет она и даже поднимает несколько обрывков с пола.　

— Это же воровство! — возмущаюсь я. — Нельзя их забирать отсюда!　

— Тогда я все это сожгу! — Джуно-Джейн кидается к печке — проворно, точно кошка, — и распахивает дверцу. — Сожгу — и всем спорам конец!　

— Я тебе тогда руки твои костлявые повыдергиваю.　

— Здешние прихожане уже их наверняка прочли, — говорит Джуно-Джейн, прижимая к себе ворох газетных листов. — А когда мы дочитаем, оставим там, где их еще не видели. Это же только на пользу, разве не так?　

На это мне нечего возразить, да и, честно говоря, не хочется, и я соглашаюсь.　

Когда утро уже в разгаре и старуха, наверное, уже нашла долларовую монетку из кошелька мисси — плату за постой в церкви… и за газеты, — мы успеваем отъехать на приличное расстояние от нашего убежища.　

Представляю, как наша троица выглядит в этих мешковатых бриджах! Джуно-Джейн спрятала свои длинные волосы под рубашку. А мисси Лавиния сидит на Искорке передо мной, и ее голые розовые ноги безвольно свисают вдоль лошадиных боков. Хозяйка пришла бы в ярость от вида этих оголенных стоп и лодыжек. Но юная мисси молчит, только держится за лошадиную шею да смотрит в сторону леса невидящим взглядом, бледная, точно полоска молочно-серого неба над нами.　

Я уже начинаю тревожиться, отчего к ней не вернулся разум? Почему она не заговорила, как Джуно-Джейн? Неужели мисси всегда теперь будет такой? Может, все дело в шишке на голове, или Джуно-Джейн просто крепче духом? Она едет впереди и разговаривает по-французски со своим конем, обняв его руками за шею и уткнувшись в гриву.　

Днем мы делаем остановку, чтобы подкрепиться и дать лошадям отдохнуть. Я ухожу в лес справить нужду, а когда возвращаюсь, застаю Джуно-Джейн с охотничьим ножом в руке и ворохом чего-то черного в другой. Земля вокруг нее усеяна длинными темными прядями, точно здесь только что остригли овцу. Джуно-Джейн сидит на них, будто в гнезде, и на одной половине головы у нее волосы короткие и взъерошенные, словно пух у птенчика. Наверное, я ошиблась, и разум к ней еще не полностью вернулся.　

Мисси Лавиния лежит на земле неподалеку, лениво скользя взглядом по своей спутнице и наблюдая, как нож делает свое дело.

В моей голове сразу проносится: «Хозяйка такую бы трепку тебе задала, если б про все это узнала, Ханни! Ты ушла, оставив девочку наедине с ножом! Ребенку-то всегда найдут оправдание! А ты виновата в том, что не усмотрела! Ты тут за няньку!»　

«Но я не нянька для Джуно-Джейн», — возражаю я себе и все-таки не моту сдержаться от того, чтобы не крикнуть:　

— Ты что делаешь?! Хозяйка… — тут я осекаюсь, вспомнив, что эту девчонку хозяйка и на порог не пустит. Прогонит ее со двора, как сгоняют, не задумываясь, с руки докучливую мошку. — Можно было их под шляпой спрятать, пока до дома не доберешься. Твоя мама вряд ли будет в восторге! Да и отец, когда вернется. Он же всегда тебя больше любил, потому что ты красавица.　

Но Джуно-Джейн продолжает, как ни в чем не бывало.　

— Он непременно вернется, — твержу я. — Вот увидишь. Если эти негодяи наговорили тебе, будто он мертв, они солгали — мисси их подкупила. Негодяям ведь ничего не стоит соврать. А отцу твоему точно не понравится то… что ты затеяла.　

Даже я понимаю, что красота — главное достоинство Джуно-Джейн. Ее матушка наверняка готовится подыскать ей богатого мужчину. Сейчас таких найти сложнее, чем раньше, но еще возможно. А в прежние времена Джуно-Джейн бы уже затаскали по квартеронским балам, чтобы показать зажиточным плантаторам да их сыновьям. А потом нашелся бы какой-нибудь богатей, который, хоть и не мог бы на ней жениться, даже при желании, готов был бы взять ее на содержание, и с ним начали бы торговаться.　

— Теперь волосы долго отрастать будут.　

Она смотрит на меня невидящим взглядом, отрезает очередную прядь, разжимает кулак — и та падает на землю, точно змея. Затем Джуно-Джейн принимается за следующий локон. Больно, должно быть, но она остается невозмутимой, как те каменные львы, что охраняли ворота плантации Госвуд-Гроув до войны.　

— А я домой не вернусь, пока не отыщу папу или его завещание!　

— И как же ты это сделаешь?　

— Я решила поехать в Техас.