Голоса прошлого

    Сколько раз я стояла вот так, глотая дождь вперемешку с болью? Сквозь всю мою жизнь тянулась длинная цепочка ненастных дней, и память нанизывалась на них яркими бусинами. Ведь не одной же болью я жила! Были счастливые, несуетные дни, пусть не так много, как того хотелось бы, но они были, я могла их вспомнить, пережить заново, ощутить сердцем их тёплый свет, бережно хранимый в душе...

   Но все они концентрировались вокруг мёртвых ледяных шариков, смыкались с ними в одно целое: убери черноту, – не станет и света.

   Ад с нею, с инфосферой. Мемуары я надиктую не для неё.

***

Сытный дразнящий запах вполз в комнату, настойчиво защекотал ноздри. Сразу опознать его не получилось. Но он пришёл из далёкого детства, из тех времён, когда я могла позволить себе нежиться в постели до позднего утра. Запах жареного, сладкого... невероятно вкусного...

    Я села. Потёрла ладонями виски. Увидела себя в затенённой до зеркальности оконной панели напротив: ну, и рожа. Волосы во все стороны. Причесалась пятернёй. Вид лучше не стал. Полезла за расчёской...

    Балясирэн хлопотала на кухне как заправская повариха. Я залюбовалась. Девчонка каким– то образом организовала в блоке жарочную панель и готовила на ней что– то восхитительное, если судить по запаху. У меня всё руки не доходили открыть пособие пользователя и принять содержавшиеся в нём сведения по управлению кухней. Надо думать, возможностей мой saĝa hejmo предоставлял немало. Правда, смысл был изучать их? К деликатесам и разносолам не тянуло совсем...

    Мальчик устроился за столом и следил за подругой. Доброжелательно так следил, с этаким снисходительным превосходством. Мол, девчонка, что с неё возьмёшь... Увидел меня, сложил руки жестом приветствия. Я ответила тем же. У него тут же загорелись глаза.

    У оллирейнского языка жестов долгая и славная история, он возник ещё в докосмической эпохе этого государства и был прямым следствием 'чёрного безмолвия' – генетически обусловленного отсутствия голосовых связок. В древние времена подобное отклонение от нормы встречалось достаточно часто. Сейчас бдит Служба Генетического Контроля, но полностью искоренить проблему не удаётся: каждый миллионный младенец рождается с наследственной травмой. В галактических масштабах это очень приличный процент. И язык жестов по– прежнему актуален.

    'Вы можете говорить, Энн?'

    'Могу и говорю'.

    'Вы знаете моего отца?'

    Вот даже так. В лоб. Надо думать, он всю ночь провертелся ужом на постели в моём доме.

    'Знаю. Но пока имя не произнесено...'

    Мальчик не дал мне произнести дипломатическую формулу до конца:

    'Вы не дадите ему поединка?'

    Райлпаг, бой без правил. Симпатичная традиция в военном сословии, позволяющая разрешить претензии друг другу без вмешательства родни. Проще говоря, двое, не поделившие между собой мир, дерутся до победного конца. До смерти одного из врагов. И родственникам погибшего под страхом коллективной ответственности запрещается за своего родича мстить. Им остаётся только принять гибель дорогого кровного с философским достоинством. Проще говоря, утереться и жить дальше...

    Но в саштах– до есть свои оговорки и нюансы; поскольку враждуют именно кланы как субьекты межзвёздного права, хороши все средства. Можно, конечно, сыграть в слюнявый идеализм пополам с идиотизмом, то есть, дать врагу лишний шанс на победу в райлпаге. А можно в такие глупые, опасные и бессмысленные игры не играть вовсе...

    Мальчик напряжённо ждал ответа, и я над тем ответом не задумалась, сказала честно:

    'Не дам. Уничтожу как больное неконтролируемой агрессией животное в стадии обострения!'

    Мальчишка дёрнулся от возмущения:

    'Это подло!'

    'Не подлее его поступков по отношению ко мне'.

    Мы схлестнулись взглядами. Упрямый щенок, уважаю. Гордый, смелый до безрассудства, упрямый. Не знаю, сколько бы мы играли в гляделки, может, и до утра. Но в нос ударил вдруг запах горелого. Это Балясирэн засмотрелась на наш безмолвный диалог и упустила свою сковородку. Конечно, у неё там подгорело!

    А придумала она на завтрак оладьи. Я наконец– то вынула из памяти название для этих поджаренных овальчиков с аппетитным запахом. Оладьи, надо же.

    – Извините, – говорила девочка, отскребая от сковороды сгоревшую порцию оладьев, – я на вас с Китом глядела. Ловко вы, Энн! Я так не умею...

    – Практика была, – объяснила я. – Присаживайся, хватит уже там возиться. И нет, не выбрасывай! Отдай мне. Люблю с угольком...

    Любила. В детстве. Очень давно и очень далеко отсюда... Мама Толла готовила оладьи из кусочков рыбы. Балясирэн сделала их из сладкой муки. К ним полагался белый соус и нечто полужидкое, тёмного цвета, источавшее сложный аромат.

    – Это мёд, – объяснила Балясирэн. – Вы ещё не ели мёда, Энн? Попробуйте, это вкусно.

    Она показала, как следовало пробовать: взяла один из оладьев, обмакнула в мёд, ловко покрутила в пальцах, наматывая на оладушек тягучую массу... Я сделала так же. Девчонка оказалась права, действительно вкусно!