Голоса прошлого

    Когда имеешь дело с Патокой, двигаться надо быстро. Очень быстро. Используя главный её недостаток: природную лень на умение думать. Я махнула к ней прямо через стол; короткая комбинация тычков нога– рука– нога, и табуреткой ещё по хребту сверху.

    Пока она возилась по полу, приходя в себя, я выдернула у неё нож из ножен. И опробовала на воротничке её же куртки. Холодное лезвие у самой глотки её немного отрезвило. Плюс ледяное дыхание моей паранормы, сгустившей воздух над телом.

    – Насчёт клинка была неправа, извини, – сказала я, поднимаясь и бросая нож на пол. – Лезвие острое. А вот готовность твоей брони – куёвая. Идёшь и делаешь. Поняла? Поняла, тебя спрашиваю?!

    – Поняла, – с ненавистью буркнула она.

    – Вот и славненько, – я вернулась к столу. – Смотри, проверю.

    Она встала, недобро зыркнула на меня, пошла к двери.

    – Патока!– окликнула я.

    Она обернулась, высверливая во мне дырки злобным взглядом.

    – Ты мне надоела, – сообщила я любезно. – Ещё одна такая выходка, и я позабочусь, чтобы тебя выкинули отсюда в жопу Вселенной, пасти склады с использованными средствами наружной контрацепции. Я достаточно ясно выразилась?

    – Да.

    – Не слышу!– повысила я голос.

    Она с ненавистью вытянулась по стойке смирно:

    – Так точно, госпожа комадар...

    – То– то же. Вольно... Распустила ты её, Чис. Как есть, распустила.

    Чисвиропи пожала плечами:

    – Я не умею так, как ты.

    – Думаешь, мне самой нравится? – вздохнула я. – Но что делать, если человек по– другому не понимает... Ладно, рассказывай. Что у вас тут было без меня и как...

***

После тренировки отозвала в сторону Алеську Хмельнёву:

    – Поговорим?

    Она хмуро кивнула. Ждала нотации и заранее подняла шерсть на загривке дыбом, это же видно.

    Я смотрела на неё и видела, – не могла не видеть!– что жить ей осталось всего ничего. Знакомое по прежней профессии чувство слепящего света, отсекавшего от будущего личностную матрицу пациента: безнадёжный случай.

    Нотация не поможет. Лишь ещё сильнее навредит.

    Поэтому начала я с другого...

    – Ты ведь встречалась с Антоном Рядовым, – не вопрос, утверждение. Знание. Отпираться бессмысленно, Алеська и не стала.

    – Да, – кивнула она неохотно, и сразу же настороженно спросила:– А что?

    – Я... была с ним, – объяснила я, – в телепатической связке... Так было надо. Надо было узнать, кто.

    Холодком по спине воспоминания. Что говорить, тот ещё опыт. И попробуй отыщи слова, чтобы передать последние мысли умирающего той, о которой он думал до самого финала.

    – Он думал о тебе, – сказала я. – Сожалел. Не до деталей, просто чувства. Вот... как– то так.

    Хмельнёва кивнула.

    – Ты любила его? – бестактный вопрос, но ответ "да" чётко покажет причину Алеськиного неразумия.

    – Нет, – мотнула она головой. – Я просто была его женщиной. Недолго, но... Я понимаю, это обязывает...

    – Геройствовать не по делу? – ввернула я.

    – Да что он там понимает, Огнев твой!– взвилась Алеська, мгновенно сообразив, кто сподвиг меня на разговор. – Он же сам с Терры! А Терра давно забыла, что это за сволочи и кто они такие! Окраинный мир, планета– заповедник, сытое болото!

    – Ты бывала на Терре, нет? – осведомилась я. – А не бывала если, так молчи. Хорошее там болото... ледниковый период, со всеми прелестями. И ведь не уходят оттуда, хотя могли бы... живут.

    Алеська прикусила губу. Задумалась, мучительно решая что– то для себя. Я почти видела, как перекатываются в её сознании тяжёлые шарики мыслей за и против: довериться, не довериться?

    – Мы на днях прошли Землеройкино... – сказала она наконец.

    Землеройкино – бывший областной центр, такой же, как и Обручи. Город не пострадал во время военных действий, но враг накрыл его семенами ползучей лианы– мравенеша. Это растение – биоинженерный конструкт одного из оллирейнских гениев. Оно бурно растёт, пожирая всё вокруг – пластик, металл, камень, а потом погибает, превращаясь в органический перегной. В самом деле, зачем сжигать захваченные города, ровнять их с землёй, тратить на них технику, время и средства, если их можно переработать на удобрения? А потом на получившемся жирном чернозёме вырастить что– нибудь своё.

    За девять лет лиана превратила Землеройкино в зелёные холмы, в которых, впрочем, ещё можно было узнать контуры погибшего города.

    – Вот... в ручье нашла... – Алеська сунула руку в карман, вынула оттуда линялый жёлто– зелёный мячик.

    Мравенеш не любит открытую воду. Мячику повезло...

    Вдоль и поперёк – голографические буквы, разноразмерные, кривые, их, как видно, писали от руки и очень торопились. "Ирка + Жорка = любовь", – подсказал мне голос Ванессы из инфосферы.