Рассказывать о своей покойной маме Михаил Голуб принялся после трехдневного перерыва в наших диктофонных беседах. И эта незапланированная пауза, вызванная его занятостью разными житейскими делами, вероятно, как-то подействовала на последующую дискурсивную интонацию рассказчика. До этого он старательно выстраивал и обвешивал необходимыми деталями самое архитектуру клановых связей. Теперь, чувствуя мою нарастающую захваченность его родственными и социальными мирами, видя мой неподдельный интерес и поэтому повествовательно разогревшись, Михаил Григорьевич все чаще и охотней начал вплетать в ровную событийную линию оценочные, взвешивающие, чуть ли не переиначивающие былую жизнь, чуть ли не мировоззренческие элементы. Подобного рода придирчивой сортировки и пересборки бытия в дискурсах крестьянских «отцов» замечено не было. Вероятно, нынешняя дискурсивная рефлексивность и вариативная интонация естественны в силу временной неотдаленности случившегося в семейных кругах. Видимо, еще свеж в памяти рассказчика тот реальный запас возможностей, которые могли прорасти и встать, но по разным причинам были аннулированы в ходе событий. Кто знает, – может, жизнь после этого пошла бы более гладко и плавно? Вероятно, поэтому в интонацию рассказчика все чаще начала замешиваться некая неопределенная, экзистенциальная печаль. Таким образом, в дискурсах крестьянских «детей» налицо не вполне свойственная «отцовским» дискурсивным форматам стереоскопия, а иногда даже объемность – то, что обозначается сегодня термином «ЗD».
Василий Васильевич Дьяконенко,
кум