Голоса в ночи

Искролапку бросило в жар. Никто не должен узнать о царапинах, которые Частокол оставил на ее шее! Искролапка надеялась, что смыла кровь в ручье, но, видимо, во сне раны открылись снова. Она посмотрела на мох. Так и есть, он весь потемнел, пропитавшись кровью! И что теперь делать?

Она поймала пристальный взгляд Голубички.

— Наверное, колючка во мху попалась, — быстро выпалила Искролапка, умоляюще гладя на сестру. «Ну же, Голубичка, не молчи! Прикрой меня».

Голубичка неприязненно пожала плечами.

— Да, конечно, — сухо обронила она, поворачиваясь к выходу. — Колючка.

С этими словами она, не оглядываясь, вышла из палатки.

«Спасибо тебе, сестричка!» — возмущенно подумала Искролапка.

Искролапка переступила с лапы на лапу, кипя от злости на сестру, бросившую ее в одиночестве разбираться с матерью.

— Или, может быть, какой-то острый камешек попался.

— Дай-ка взгляну, — заохала Белолапа, бросаясь разрывать лапами мох. — Ничего не вижу, только мох…

Воробей вошел в палатку, неся в пасти свернутый листок. Шмель и Пеплогривка заглядывали через плечо целителя. Искролапка обреченно выбралась из гнездышка.

Воробей молча бросил лист на землю и развернул его. Внутри оказалась лужица какой-то зеленой кашицы.

— Я должен тебя осмотреть, — коротко сказал он.

Искролапка попятилась.

— Да там нет ничего, просто царапина, — пролепетала она, холодея от страха.

Все обернулось еще хуже, чем она думала. Воробей знал о том, что она посещает Сумрачный лес. Его не проведешь сказками о колючках в подстилке!

Пеплогривка деловито обнюхала ее подстилку.

— Колючка? — недоверчиво переспросила она. — Хочешь сказать, что вся эта кровь — из-за какой-то колючки?

— Будет немного щипать, потерпи, — холодно предупредил Воробей, втирая зеленую жижу в загривок Искролапки.

«Ой, мамочка! — взвизгнула про себя Искролапка, стискивая зубы, чтобы не запищать. — Миленький, Воробейчик, не говори никому! Прошу тебя, пожалуйста!» — молчаливо молилась она. Страх разоблачения терзал ее гораздо сильнее боли.

Воробей вздохнул, словно услышал ее мольбы.

— Ничего серьезного, но я чувствую запах заражения, — пробурчал он, накладывая новую пригоршню мази на шею раненой. — В следующий раз будь осторожнее.

Искролапка втянула голову в плечи. Она прекрасно поняла намек. Воробей знал, где она заработала свои царапины, и недвусмысленно давал ей понять это.

— Но она поправится? — взволнованно воскликнула Пеплогривка.

— Кровотечение остановилось? — не унималась Белолапа.

«Да убирайтесь вы отсюда, обе! — стучало в ушах у Искролапки. Ей хотелось выть и кататься по земле от боли и досады. Царапины жгло огнем в тех местах, где их помазал Воробей. — Оставьте меня в покое!»

— Жить будет, — угрюмо процедил Воробей, опускаясь на задние лапы. Не поворачивая головы к Искролапке, он принялся сворачивать свой лист. — Вечером придешь ко мне, я снова смажу царапины.

С этими словами он взял лист в зубы и вышел из палатки.

Не успел Воробей выйти, как в палатку юркнула Голубичка.

— Явилась! — набросилась на нее Искролапка. — Тоже хочешь полюбоваться, да?

Голубичка подошла к Пеплогривке, продолжавшей перерывать злополучную подстилку в гнездышке Искролапки, и запустила лапу в мох.

— Мы не это ищем? — спросила она, выронив на землю длинный острый шип.

Белолапа торопливо осмотрела его.

— Какой ужас! — воскликнула она. — Да таким шипом можно было глаз выколоть!

Пеплогривка нахмурилась.

— Как ты могла не почувствовать такой здоровенный шип? — спросила она, растерянно поворачиваясь к Искролапке.

Та виновато потупилась, стараясь не смотреть на сестру. Когда Голубичка склонилась над ней, обнюхивая раны на шее, Искролапка еле слышно шепнула:

— Спасибо.

— Не за что, — так же тихо ответила ей Голубичка и отстранилась.

— Идем отсюда, — заторопилась Белолапа, подталкивая Шмеля к выходу из палатки. — Дайте Искролапке отдохнуть! — Голубичка вышла следом за Шмелем и быстро скрылась из виду.

Пеплогривка задержалась, взволнованно глядя на раненую.

— Что? — грубо рявкнула Искролапка.

Пеплогривка вздохнула.

— Если раны так быстро воспалились, значит, они были очень глубокие.

Искролапка поглубже зарылась в свое гнездышко. К чему эти дурацкие расспросы? Почему нельзя оставить ее в покое и дать хоть немного поспать?

Пеплогривка пошевелила хвостом.

— Ты, наверное, устала.

Она ласково дотронулась лапой до макушки Искролапки, и та почувствовала, что серая кошка вся дрожит.

— С тобой что-то происходит? — шепотом спросила Пеплогривка, наклоняясь к раненой. — Случилось что-то плохое? Ты можешь мне довериться, я никому не расскажу, даю слово. Просто я знаю, что это неправда. Эти царапины оставлены не шипом. Будь это шип, ты бы проснулась от первого же укола! Трудно поверить, будто ты терлась о него всю ночь, пока разодрала себе шкуру до крови. — Она уселась и пристально посмотрела на Искролапку. — Кроме того, раны, оставленные колючками, даже самые глубокие, так быстро не воспаляются. И вообще, — она вздохнула и снова посмотрела на глубокие царапины, вспухшие на шее Искролапки, — шипы не рвут шкуру так глубоко и ровно, как когти.