Голоса времен.

Почему-то не помню, чтобы готовил дома уроки. Наверное, не задавали: много новаций пережила школа.

Читал много книг - библиотека была хорошая. Особенно запомнилась толстая "История Великой французской революции" Карлейля.

В школе всё было интересно - шла общественная работа в пионерии.

В 1926 году кончилось моё счастливое детство и началась довольно грустная жизнь.

Нужно было учиться дальше. Для этого надо ехать в чужой город - Череповец, поступать в школу второй ступени.

2. 1926-29 гг. Череповец. Квартира. Обязанности. Финансы. Одиночество. Походы в Ольхово. Книги.

Мы приехали на пароходе, мама свела в школу - держать экзамен. Что-то писали, решали задачи, был уверен и не волновался. Познакомился с Леней Тетюевым, другом на целых сорок лет. Вернулись в Ольхово и ждали извещения о приёме. Помню, думалось: "Хотя бы не приняли". Но тут же: "Надо"! И так пошло на всю жизнь: "Надо"! "Надо! "

Пароход "Кассир" ходил от Череповца до Ольхова, ночевал у пристани и в 4 утра отплывал обратно. Такое себе суденышко с дизельным двигателем. Даже сейчас слышу: "Тук-тук-тук", над рекой.

Горько плакал, когда один пришёл с пристани в свою комнатку, у Александры Николаевны. До 15 лет меня охватывала лютая тоска по возвращении из дома. В одиночестве, со скупыми слезами.

Почти весь период жизни в Череповце прошёл тоскливо. Не было счастья. Полегчало лишь в последние годы, когда появились новые интересы.

Мама поселила меня к своей лучшей подруге Александре Николаевне Доброхотовой. Она учительствовала, жила одна, имела маленький домик, было две комнатки и кухня: площадь метров 20, потолки низкие. Учителя жили нищенски, хуже, чем мы - у нас дома огород. Электричество было дорого, освещались лампой. Пищу готовили в русской печке.

Мне полагалось носить воду от колонки, колоть дрова, чистить тротуар.

Александра Николаевна была отличным человеком и прекрасной учительницей. К ней часто приходили такие же одинокие, как она, коллеги, и разговоры были только об учениках. С тех пор школьные дела остались близки моему сердцу (вспоминаю её, маму, их подруг - и умиляюсь, до чего всё-таки люди были преданы своему делу!).

Как я уже упоминал, отец давал мне 15 рублей в месяц, Пять рублей платил за квартиру и на 10 должен был питаться. Два раза в месяц надо было ходить за деньгами к отцу в Губсоюз - там он занимал хорошую должность.

До чего же тягостны были для меня эти походы! Бывало, подойду к лестнице на второй этаж, - постою, вернусь, похожу по улице: Но куда денешься? У мамы денег не было - училась в институте сестра. Поднимусь, вхожу в комнату - это контора с несколькими столами, его - главный. Подойду, поздороваюсь, он всегда выглядел добрым.

- Папа, мне нужно денег.

- Сколько тебе?

Первого числа я отвечал - десять, а пятнадцатого - пять рублей. Он каждый раз задавал этот вопрос, но я ни разу не попросил больше. А он не предложил.

Все закупки делал сам. Всегда хватало денег: педант с детства. Не так уж плохо питался на 10 рублей. Суп с мясом (1 кг на месяц!), на второе гречневая каша с коровьим жиром - его в плошке растапливали в русской печке, он тут же застывал. Утром и вечером - чай с хлебом без масла, сахар в прикуску. Витаминов мало, поэтому по весне всегда болели глаза. Но других болезней не помню. За все годы своего учения не помню, чтобы пропустил уроки.

Два раза в месяц ходил в кино - 20 копеек, в первых рядах. Изредка покупал на лотке ириску - 1 копейка. Шоколадных конфет не пробовал ни разу.

Одевался бедно - мама обшивала себя и меня. Были две ситцевые рубашки, одинаковые, серенькие. Еще была суконная курточка перешитая из старья. Матрацную наволочку осенью набивали соломой на весь год. К весне она превращалась в труху и спал уже на досках. Простынь была, пододеяльника не полагалось. Одеяло ватное, лоскутное.

В баню ходил раз в две недели. Стирать белье возил домой.

Образ жизни (скучные слова!). Такой был и "образ".

Вставал в семь, ложился в десять. Ни разу не нарушил режима.

Невесело жил. Но - не скучал. Только сильно тосковал по маме и по дому. Через две-три недели обязательно бывал в Ольхове. Осенью и весной - на пароходе, зимой ходил пешком. Много раз я вымерял эти 25 км.

Учиться нравилось: всё легко давалось, был первым, даже старостой класса: журнал посещений доверяли. Но "не высовывался". Странные были порядки: оценки - "уд" и "неуд". Равенство? Глупость?

Уроки не готовил. Заданий мало, всё успевал делать в классе. Даже сочинений дома не писали. Между прочим, учителя были дореволюционной выучки. Только правильно писать не научили - до сих пор ошибки делаю.

Было и слабое место - физкультура. Неловкий, стыдился, хотя сила была. Поэтому хитрил, даже сбегал с уроков. Петь тоже не мог: ни слуха ни голоса. Музыку не слушал, электричества и радио у Александры Николаевны не было.

Любимый предмет - литература. Всё читал, всё знал, учительницы были умные.