Однако заяц в сказках — не статичный образ, а изменяющийся живой, отражающий перемены, происходящие в Африке. В современных сказках, сочиняемых при рыночных условиях, под влиянием западной «цивилизации», заяц ведет себя более развязно, с меньшим уважением относясь к традициям и обычаям. В сказке «Увлекательная история Лека-зайца» он произносит вчера еще, казалось бы, невероятный монолог. «Со своей стороны, я полагаю, что ни джиннов, ни колдунов не существует. Люди просто не знают истинной причины тяжелых болезней, которые набрасываются на нас неожиданно из-за угла, — рассуждает косой. — Тогда они думают, что эти болезни вызываются злыми призраками. Я уверен, что, когда люди будут более образованными, легенды о джиннах и колдунах быстро исчезнут». (См.:
В наши дни популярный персонаж быстро приобретает новые черты, которые практически не имеют ничего общего с традиционной Африкой. Заяц уже больше становится похож на гражданина западной страны, чем на африканца, подобно тому как русские зайцы теперь все чаще начинают смахивать на своих американских собратьев. Французский писатель и литературовед Ролан Колэн связывает это с проблемой денег. «Экономические заботы все более заполоняют человека, переворачивая его сознание и оставляя на нем свой отпечаток, — огорчается он. — Поиски денег и излишков стали главной движущей силой поведения людей в Африке. На Западе Африки даже сказки стали эволюционировать в этом направлении, тем более животные, за которыми скрываются люди. Заяц во многих историях становится более циничным, более ревниво относящимся к своим личным интересам. За корзину рыбы он соглашается обучить бегемота самозащите против гиены, иногда же за свои услуги требует денег». (См.:
То же самое происходит в мире народов банту, на юге континента.
Перенимая и принимая западные ценности, африканцы рискуют лишиться собственных, исконных и подлинных ценностей. Поэт Сенгор и сказочник Саджи даже вкладывают в уста своего более умного, чем другие животные, зайца предостережение, касающееся денег. «Берегись, — говорит заяц слепому, — просить у волшебной миски иного, кроме пищи. Деньги делают нас эгоистичными. Больше того, они привлекают к нам несчастья. Именно потому, что король хотел стать очень богатым, он был очень злым. А за то, что был злым, он и был наказан». (Leopold Sedar Senghor et Abdoulaye Sadii. La Belle histoire de Leuk-le-lievre, classigues Hachette. Paris, 1953, p. 142.)
С зайцем в сказках Черной Африки дружит мудрая черепаха Мбонате. Она осторожна и хитра. Ее трудно провести на мякине, наряду с этим она никогда не рискует и, как говорится, до противного дорожит своей шк… Извините, своим панцирем. В одной из сказок описывается, как заяц встретил ее в лесу по пути к льву, дяде Гаинде. Когда он спросил подругу, где живет лев, она, трясясь от смеха, вымолвила: «Ты можешь следовать своей дорогой, друг мой. Я вижу, что тебе не терпится заняться сильными мира сего. Я же предпочитаю оставаться спокойной в своем панцире». Наверное, именно потому, что косой не способен прятаться от жизни под панцирем и отважно бросает вызов силам зла, зайца так любят в Африке. Право же, я замечал, что в каждом африканце есть что-то от зайца.
Сказки Черной Африки я научился слушать и читать внимательно, выискивая в них особый подтекст и своеобразную символику, полюбил эти сказки, потому что благодаря им открываешь для себя целую философию африканских народов — и одновременно видишь зыбкость «монополии Запада» на философские размышления. «По нашему мнению, африканская мысль не может вместиться в прокрустово ложе западных схем, поэтому мы намерены войти в современный мир с собственным мировоззрением и миропониманием, — писал Ж. Камиссоко в издающейся в городе Абиджане, в Кот-д’Ивуаре, газете «Фратерните матэн». — Мы считаем, что западное философское направление далеко не единственное возможное. Мы утверждаем, что перед лицом тоталитарных эгоцентрических философий Запада должны извлечь все возможное из наших сказок, пословиц, мифов, из африканской мудрости, которая является частью мудрости других народов мира». (
ГИЕНЫ — ПРИРОДНЫЕ САНИТАРЫ
Однажды, путешествуя по Мали, я заночевал в деревеньке Юго-Догору, что расположилась на склоне горы. Ночь была несказанно прекрасна, напоена романтикой — и в памяти всплыли слова Н. Гумилева: