Голосуйте за Берюрье!

– Я хотела понять, чего он добивается. Я... думала, что ему известно что-нибудь важное насчет убийства моего мужа и что, предупредив вас, я спугну его... Он говорит, что у него есть какие-то улики, но я не смогла его заставить уточнить, какие это улики. Вы не считаете, что это тот самый сумасшедший, господин комиссар?

– Не исключено, – соглашаюсь я. – Нет, это не исключено.

– Фамилия его Мартине. По всей видимости, это его настоящая фамилия, поскольку почта приходит ему до востребования...

– Я немедленно этим займусь. Мое почтение, мадам. Я вешаю трубку.

– Так вот, – говорит красавец Мартине, подобный сияющей весне или, по крайней мере, мужскому отделу универсального магазина «Весна». – На чем мы остановились?

– Я уже не помню, – бормочет доблестный Сан-Антонио, человек, способный заменить таблицу умножения и чихательный порошок. – Нет, я не помню, на чем мы остановились, но зато могу тебе сказать, к чему мы пришли! К нулю, приятель! Мамаша Монфеаль только что рассказала мне о вашем разговоре. Надо признать, что мы поторопились радоваться.

У бедняги широко, словно шляпа с велюровыми полями, раскрывается рот. Он уже видел себя комиссаром Мэгре, улучшенным Шерлоком, а теперь ему предстоит разочарование.

– Ну ничего, – успокаиваю я его. – В нашей профессии всегда так: приходится наносить много ударов, куда надо и куда не надо, прежде чем нокаутируешь противника.

Глава XVIII

Если и есть хоть одно существо, которому радостно видеть очаровательного Сан-А, так это Фелиция, моя славная мама.

– Мой мальчик! – ликует она. – Я уже начала волноваться.

– Что за мысли, мама, ну почему?

– Не знаю, просто так...

– У тебя есть какие-нибудь новости?

Она вновь становится серьезной.

– Я не осмеливаюсь, – говорит она.

– Что не осмеливаешься?

– Рассказать тебе о результатах моих поисков.

Такой маму я еще никогда не видел. Если и она начнет напускать на себя вид сотрудника Второго отдела, то пиши пропало. Обычно она очень непосредственна.

– Почему?

– Потому что боюсь ошибиться, Антуан.

Это значит, что она что-то раскопала.

– Все же расскажи. Все, что ты ни скажешь, против тебя не обернется. Мы с тобой не в Штатах.

– Ну так вот. Когда ты уехал, я стала размышлять. И мне пришло в голову, что наша гостиница расположена по дороге в церковь и что история с машиной произошла до мессы.

– Не улавливаю связи.

– Я пошла поговорить с мальчиками из церковного хора.

Я щелкаю пальцами и восторженно целую ее.

– Гениально. Теперь я знаю, кому я обязан исключительным даром, который обеспечил мне такую известность!

– Будь поскромнее, Антуан, – советует она мне нежно, стараясь не рассмеяться. – Ну вот, я поговорила с двумя мальчиками из хора, и один из них сказал, что он видел какого-то человека, закрывавшего дверцу твоей машины.

– Так это же чудесно! Кто?

– Жано!

– Какой Жано? Кто такой Жано?

– Посудомойщик в нашей гостинице.

Она хватает меня за предплечье и сжимает его.

– Я боюсь, не соврал ли он. Можно ли верить показаниям мальчишки? Это же так серьезно, понимаешь?

– Не беспокойся, мама, у меня есть опыт.

И правда, ребята, я знаю по меньшей мере тысячу двести дам, которые вам это подтвердят.

Маму все равно одолевает беспокойство. Она так добра, что переживает за этого вышепоименованного Жано.

– А потом, – вновь говорит она, – Жано, может, просто посмотрел твою машину, не сделав ничего дурного.

– Ну, конечно, не переживай, я сумею его проинтервьюировать мягко.

Я запечатлеваю новый успокоительный поцелуй на лбу моей доброй старушки. Затем отправляюсь на кухню. Хозяин весь в работе. Он готовит для разнообразия телятину в сметане, с приправой из парижских грибов, выращенных в Фуйи-ле-Трюф. Его подручный, он же скверный повар, посудомойщик, истопник и козел отпущения, находится рядом с ним и проворно размешивает соус бешамель.

Я смотрю ему прямо в глаза и констатирую, что они бегают, словно мышь в западне.

«Так-так», – говорю я себе, ибо я хорошо владею этим способом общения.

Хозяин силится продемонстрировать хорошее настроение, хотя далек от того, чтобы его испытывать.

– Вам что-нибудь нужно, господин комиссар?

– Да, я хотел вас попросить одолжить мне минут на десять Жано. Мне надо погрузить тяжелую вещь и нужна помощь.

Хозяин «Сторожевой башни» сдерживает гримасу неудовольствия.

– Это срочно?

– Срочно, – отвечаю я.

– Ладно, – говорит поджариватель коровьих сыновей, – оставь, Жано, свой соус и поторопись!

Я ухожу с Жано, следующим за мной по пятам. Ему явно не по себе. Я чувствую, что искусное расследование, проведенное моей мамой, не замедлит принести свои плоды.

– Куда мы идем? – квакает Жано (он бы охотнее каркнул, но у него не получается "р")

Жано – крепкий парень лет двадцати трех с узким, как лента пишущей машинки, лбом, потухшими глазами и большим слюнявым ртом. Думаю, что ему всю жизнь придется быть посудомойщиком, причем отнюдь не в команде капитана Кусто, – это я вам говорю!

– Ко мне в комнату, – кратко отвечаю я.