Голосуйте за Берюрье!

– А у тебя тоже есть новости для меня?

– Да, господин комиссар, но они не имеют ни малейшего отношени к службе.

– Говори все же.

– Знаете, это касается Наташи Баннэ.

Мое сердечко начинает усиленно биться.

– Конечно, знаю. И что?

– Ну, в общем, готово!

– Что готово?

– Я ею овладел. Не без труда, но я добился своего. Эта девушка пережила много разочарований Он краснеет и бормочет, понижая голос

– Строго между нами. Она решила наверстать... и знаете – это какой-то вулкан!

Я делаю усилие, чтобы скрыть разочарование.

– Тем лучше, мой мальчик, тем лучше.

Я хлопаю по плечу нового Гаруна Терзиева

– Желаю удачи. Когда тебе надоест, не бросай ее: она, возможно, пригодится!

Слегка уязвленный в области простоты, я поднимаюсь к Папаше. Со времени моего белькомбежского триумфа он меня умасливает так, что в сравнении с этим божье помазание не более чем дым

Когда я стучу в дверь, за ней слышатся раскаты его голоса

– Войдите! – орет Старик

Я проскальзываю в директорский кабинет и обнаруживаю там сидящего в кресле со скрещенными ногами Берюрье, с не застегнутой ширинкой и с новой шляпой, небрежно засунутой под его разрушительные ягодицы

– Значит, вы утверждаете, что это ультиматум? – бросает ему Стриженый

Похоже, что происходящее нисколько не волнует Берю. Он выглядит счастливым. Сегодня у всех, кроме Папаши, радостный вид.

Поскольку я несу ответственность за него перед вышестоящими, то осведомляюсь о его новых выходках

– Возьмите! – говорит патрон, потрясая перед моим носом какой-то газетой. – Читайте!

На второй странице, на двух колонках, я вижу подчеркнутое красным карандашом следующее заглавие:

«В департаменте Сена-и-Эр главный, инспектор Берюрье избран большинством в 99% голосов!»

Излишне говорить, мои уточки, что это производит на меня странное впечатление.

– Не может этого быть! – выдыхаю я

– Абсолютно точно! – парирует Толстяк – Я депутат от департамента Сена-и-Эр. Разве это не успех, а?

– Я не хочу этого знать! – ревет Старик – Или вы отказываетесь от своего мандата или покидаете полицию!

Берюрье встает, берет свою шляпу, возвращает ей более или менее соответствующий вид и заявляет.

– Господин директор. Когда тебе выпала удача стать избранником народа, чтобы защищать его интересы перед законной Ассамблеей, – от этого не отказываются.

– Вывод вы просите о досрочном выходе на пенсию?

– Поскольку этого требуете вы и поскольку вы не даете мне другой ребарбативы49, да! Он избегает моего взгляда.

– Знаете, я сожалею, – бормочет он – Но, что поделаешь, такой случай! Надо понять...

– Выйдите! – громовым голосом приказывает Стриженый.

Берю выходит. Когда он собирается пересечь порог, я тихо говорю:

– Берю! Послушай...

Но он уже вышел.

– Это бессмыслица! – лает Старик, массируя свою голову – Бессмыслица. Но народ, выходит, слеп, честное слово! Этот болван избран почти ста процентами голосов! Можно подумать, что грезишь...

– Это не мы грезим, господин директор, – возражаю я – Это грезит народ. У Берюрье здоровая глотка, а народу нравится, когда у человека здоровая глотка. Он пообещал им луну, а они грезят о луне.

Я прочищаю горло. Внезапно я осознаю, что уже более не чувствую себя счастливым. У меня пощипывает в горле, в глазах, везде. Нет больше Берю! Предстоит продолжать работать без него.

Я остаюсь ненадолго поговорить со Стариком о завершенном расследовании. Он тоже чувствует себя не в своей тарелке.

Раздается стук в дверь. Входит дежурный, неся конверт, украшенный огромным масляным пятном.

– От главного инспектора Берюрье, – говорит он, вручая мне конверт – Это письмо об увольнении.

– Вы позволите? – обращаюсь я к боссу, вскрывая конверт. В нем два письма. Первое предназначено мне, и я читаю

«Сан-А. Ты действуешь на меня как пилюли. Миратон. И это тебе я передаю другое письмо, прилагаемое здесь, так как без слез на глазах я не смогу его отправить собственными руками Берю»

Я беру другое послание. Оно адресовано господину Президенту Национальной Ассамблеи. Вот оно.