Голова античной богини

— А ну, по местам! — крикнул Сергей. — Перевернуться хотите? Там ведь видимость почти нулевая. Темно, как… — Он взглянул на Жекете и осёкся. Тот тоже ничего не сказал, хоть это и стоило ему немалых усилий — Витя видела.

Сергей улыбнулся. Он тоже заметил Федькины усилия.

— Олег ведь почти на ощупь ищет. И куда ж ей потеряться, — обернулся Сергей к Семёнычу, — теперь ей, голубушке, никуда не деться.

Будто только и дожидаясь этих слов, с громким плеском раздалась вода, показалась закрытая маской голова Олега.

Всем было видно: что-то тяжёлое мешает плыть аквалангисту. Он сделал несколько гребков одной рукой, вцепился в край плота, вытолкнул изо рта загубник.

Сергей бросился к нему, протянул руки.

— Осторожно, очень осторожно, Серёжа, — прохрипел Олег, — тяжёлая она, не урони.

Сергей стал на колени, опустил руки по локоть в воду, бережно вынул грязно-жёлтый с прозеленью неправильной формы шар.

Вновь опасно накренился плот — все бросились разглядывать находку.

На этот раз Сергей ничего не сказал, просто подхватил мраморную голову, отнёс её на середину плота, осторожно положил на сложенный в несколько раз брезент.

Все окружили её, разглядывали молча и долго.

Даже в таком виде, покрытая илом и многовековыми зеленоватыми пятнами водорослей, голова была прекрасна. Тонкие живые черты лица, тяжёлый, волнистый узел волос на затылке, большие, необычного разреза глаза и ещё что-то неуловимое.

«Наверное, это и называется печатью высокого искусства и по ней узнаётся рука гениального мастера. И это недоступно ремесленнику, живи он двадцать три века назад или в наши дни», — подумала Витя и смутилась — она поймала себя на том, что думает словами отца — совсем недавно он говорил это о найденной мраморной руке. Но куда тут было руке! Куда ей…

Сергей склонился над головой и мягкой сырой губкой бережно снял верхний слой ила. Мрамор, там, где его не коснулись лишаи водорослей, был похож на слоновую кость. Лицо очень юной, красивой и весёлой девушки, жившей в невообразимо далёкие времена, глядело на людей, склонившихся над ней.

На миг Вите показалось, что лицо это и впрямь живое.

Рядом стоял Андрюха, стояли растерянные, потрясённые Олег с Сергеем, хмурился Семёныч, таращился, забыв закрыть рот, Жекете.

Краем глаза Витя видела всех. Мелькнула печальная мысль: вспомнят ли, увидят ли их люди через два столетия?.. Вряд ли. Не каждому выпадает такое счастье, такая удача. Девушке, изваянной в мраморе, просто неслыханно повезло.

Витя вновь взглянула на это необычайное, такое земное, словно знакомое лицо, и у неё стало горячо в груди, запершило в горле, на глаза навернулись слёзы.

Это были слёзы радости за ту неведомую ей девушку, которая, наверное, любила смеяться, бегать, плавать, любила прохладные матовые кисти винограда и сочный инжир.

Солнце слепило глаза, обливало горячей волной шею и плечи. Витя закрыла глаза и увидела ту далёкую девушку. Смеясь, она бежала по яркой зелёной траве меж толстых кряжистых деревьев. Одета она была во что-то лёгкое, развевающееся. Бежала она по склону, спускающемуся к морю — нестерпимо синему, не теперешнему, а на обломке скалы у самой воды сидел красивый, могучий старик, с лицом мудрым и добрым. Он глядел на девушку и ласково улыбался. Он любовался ею.

Наверное, это и был скульптор, который навечно, в камне оставил её людям.

Чего только не происходило на земле за это время! С ума сойти! Целые народы исчезали, будто их не было, что уж говорить о людях. Оставалось только то, что людьми было сделано. Да и то ничтожная часть созданного.

А ведь какому-то там царю-королю казалось, наверное, что никто его не забудет, станут восхищаться им далёкие потомки, как восхищались при жизни придворные подлизы.

А от него если что и осталось, так одна строчка в учебнике истории — родился тогда-то, умер тогда-то. И всё. Или неживой совсем памятник, который те же подлизы поставили по приказу своего повелителя при жизни его. Почему-то обязательно на коне.

Витя любила историю, мечтала стать историком и прочла не только школьный учебник. И ещё ей нравился памятник Петру Первому, царю-работяге, которому просто некогда было думать о памятниках себе. Он работал. Но если подумать, то и бронзовый всадник, попирающий змею, глядящий на любимую Неву, по сравнению с головой этой девушки сделан чуть ли не вчера.

И главное, такая она живая… Интересно бы узнать, как жила эта девушка, что с ней стало и что потом происходило со скульптурой её. Ох, и историй же, наверное! Двадцать три — двадцать четыре века, две тысячи четыреста лет! А может, и больше — так думают папа и Елена Алексеевна. Они определили это, глядя на монету. Наверное, так и есть.

И ещё неизвестно, сколько бы пролежала голова на морском дне, не найди её сегодня Олежек Прянишников…

Но всё равно она уже была, существовала, и кто-нибудь её наверняка нашёл бы. Не сегодня, так через сто, двести, а может, и тыщу лет!

И только сегодня Витя до конца поняла, каким интересным делом занимаются её родители.

Она и раньше знала об этом, но сегодня…

Сегодняшний день был особенный.