Тамошняя церквушка была старой и ветхой, а слободской люд, как и надлежит народу бедному, веровал истово. И Дом Божий набивался под завязку, да еще места не хватало — люди стояли за дверями, у окон. Батюшка тамошний к тому же был полуслеп, да много лет его никто не видел трезвым. И даже если отец Афанасий попытался узнать, как давно на службе был Аркадий, то ничего бы не вышло.
— Будешь исповедоваться?
— Да, — кивнул Аркадий, подойдя ближе. — Я грешен, батюшка.
— В чем, сын мой, ты виновен перед Богом?
— В блуде… Я близок был с женщиной, не будучи с ней в браке.
Аркадий знал, о чем думает сейчас батюшка. Хотя Аркадий и Дашенька Рязанина покамест не были обручены, дело то считалось решенным. Но Дашенька сегодня уже исповедовалась в своих мелких грешках. Солгать на исповеди она не могла, и, стало быть, Аркадий грешил не с ней.
Тогда с кем же?.. Аркадий думал, что естественно было бы батюшке предположить Конкордию. Та, видимо, исповедовалась недавно. Парность грехов навела бы протоирея на мысль об их греховной связи.
Конкордия в самом деле исповедовала свой грех. Однако же, как раз ее протоирей исключил первой, сочтя заезжую красавицу отнюдь не четой нищему провинциалу. Аркадий не знал также, что грех сей в городе самый распространенный. За редким счастливым исключением изменяли все. Кто-то по любви, кто-то из похоти, а чаще — со скуки. Только сегодня протоирей, кроме Конкордии исповедовал троих провинциальных дам. Но и их приходилось исключить — предметы страсти этих дам был исповеднику давно известны. Но в городе были другие приходы, следовательно, любовница Аркадия могла каяться в ином месте.
— Любишь ли ее ты, сын мой?..
— Не знаю, кажется да…
— Тогда предложи ей руку и сердце. Господь наш благословляет браки.
— Мы с ней… Не можем быть вместе…
Исповедник и исповедуемый тяжко вздохнули.
— Как я тебя понимаю… — прошептал отец Афанасий.
Епитимью он наложил необычайно легкую, и, накрыв голову Аркадия епитрахилью, прочитал разрешительную молитву.
— Сказал бы я тебе иди, да впредь не греши… Но ведь согрешишь же… — пожал плечами протоирей. — Совет мой тебе. Проси руки у Дарьи Александровны, в браке о блуде забудешь.
— Батюшка мне завещал, что прежде чем, семью заводить, надобно самому на ноги встать.
— Пока встанешь на ноги — жизнь пройдет. Я еду к Ладимировскому. Ежели желаешь — можно со мной.
Коляска уже была заложена и ждала на подворье. Ехать было недалече. Художник жил на Екатерининской, но по другой стороне улицы, ближе к Бахмутскому тракту.
— О чем вы говорили с офицером в день приезда генералов, не припомните? — спросил Аркадий, когда выехали на мостовую.
— Это так важно?…
— Пока не знаю, Ваше Высокопреподобие… Но если вы вспомните…
— Я помню и довольно хорошо. Он любопытствовал о Свято-Николаевском мужском монастыре. Спрашивал, давно ли я навещал обитель.
— И что вы ему ответили?..
— Сын мой, не исповедуй исповедника.
— И все же.
— Я ответил, что был там намедни. Как раз, возвращаясь оттуда, встретил Ладимировского и тебя.
Исповедовать исповедника… Верно, Его Высокопреподобие хранил в отдаленном монастыре свои грехи, исповедуясь тамошнему игумену. Это еще ни о чем не говорило: протоирей мог совместить в одной поездке душеспасение и измену отечеству. Интересно, если это так, то исповедуется ли в этом грехе священник?
Аркадию тут же стало стыдно за эту шальную мысль. Да и штабс-ротмистр рассмотрел следы копыт, но не колес. Однако же, протоирей мог что-то видеть. Ну а с Ладимировским было еще непонятней. Тот хоть и шел один, верно, мог расстаться с сообщником.
— Офицер вас спрашивал, где вы встретили меня и Ладимировского.
— Проницательность делает вам честь. Это был не простой строитель, так?..
Аркадий рассеяно кивнул.
— А кто?
— Где вы встретили Ладимировского? — ответил Аркадий, делая вид, что вопроса он не заметил.
— У поворота на Джанкой.
Джанкой был здешним, приазовским. Греки, переселившиеся из Крыма, часто давали своим селам названия родных мест. И этот был сельцом в десять дымов с покосившейся церквушкой. Мог ли туда успеть Ладимровский, если все же гелиографировал именно он?.. Пешком — вряд ли, но верхом — отчего бы и нет. Затем сообщник забрал лошадь…
— Так кем был тот офицер?.. — прервал размышления протоирей.
— Государственный чиновник…
— Это я понимаю, но все-таки…
Путь к дому Ладимировского был краток, и это спасло Аркадия от объяснений.
— Я вам на следующей исповеди расскажу. Дело весьма тайно. Да и долго рассказывать.
По воскресеньям собирались у Ладимировского. Журфиксом это уже давно не называл, хотя некогда этот день именовался именно так. Тогда еще говорили: не «У Ладимировского», а «У Ладимировских».
Лет семь, а то и десять назад это начиналось вроде художественного или литературного салона. Тогда художник женился на первой уездной красавице, смело смотрел в будущее — у него уже состоялась выставка в Екатеринославе, и какой-то киевский сумасброд за вполне приличные деньги приобрел одно полотно.