— Врач! — Русаков усмехнулся, — Удовлетворитель очередной, хуй с ногами — так и скажи. Ладно, иди открывай. Если уж книжку не нашёл, то хотя бы на твоего нынешнего кавалера посмотрю.
— Ну ты скажешь! — Марина «ласково» погладила его по руке и встала. — Это просто врач.
Открывая дверь, она заметила, что санитар притаился за косяком. Прекрасно… Придётся следить за своей речью — нельзя, чтобы он догадался, что к ним в гости пожаловал следователь.
Юрочка был на удивление очень мрачен — такого она от него не ожидала. Как же так, мент ты мой любимый? Ты должен улыбаться, цвести — ведь не на похороны же пришёл! («Блин, оградку же ещё надо когда–то красить») Так почему же ты у нас такой хмурый?
Или что–то случилось?
— Здравствуйте, Марина. Извините, что опоздал. Я пройду?
— Да заходите, заходите! А где Галина Андреевна?
Глаза Юрочки увеличились, но когда он понял, что гримасы и подмигивания девушки никак не связаны с нервным тиком, то сразу же подыграл ей:
— Она не смогла прийти.
Марина закрыла дверь и быстро шепнула ему на ухо:
— Он здесь!
Следователь нахмурился. Наверное, он не мог понять, кого она, Марина, имеет в виду. Вот тупица! Но зато она теперь не наедине с этим психом… Боже, что же сейчас будет?
Юрий наконец разулся, и Марина провела его в зал. Русаков сидел на диване, закинув ногу за ногу и с сосредоточенным лицом листал телефонный справочник. Взглянув на гостя, он произнёс:
— Добрый день!
Следователь изменился в лице.
— Д-добрый день, Русаков! — медленно сказал он. — А я как раз хотел с вами встретиться.
То, что произошло дальше, показалось Марине какой–то дурацкой пародией на реальность. С криком «Навела, сука!», Русаков вскочил и, оттолкнув её в сторону, набросился на следователя. Тот быстро сунул руку куда–то под пиджак и выхватил пистолет. Марина завизжала.
Два Юрия замерли друг напротив друга: один — громадный и сумасшедший, второй — невысокий, но вооружённый. Сидя на полу (благодаря Русакову она упала), Марина сквозь пальцы продолжала наблюдать за разворачивающейся в её квартире драмой. На какой–то миг ей показалось, будто она не взрослая женщина, а девочка лет десяти, и Юрии вовсе не Юрии, а её отец и мать — те частенько скандалили, когда Саша и Марина были маленькими.
— Отойди! Руки вверх! — истерично закричал следователь. — Или я буду стрелять!
Русаков вдруг оскалился.
— На каком основании, позвольте узнать? Я просто пришёл в гости к своей бывшей… жене и не понимаю…
— Всё ты понимаешь, сволочь! Подними руки, кому сказал!
По–прежнему скалясь, Русаков исполнил его просьбу. Марина поняла, что он что–то задумал, но вот что? Пистолет в руке Юрия еле заметно дрожал. «Неужели он сейчас в него выстрелит? — подумала Марина. — Но откуда он всё–таки его знает?! О боже, боже, боже, какая я дура!»
Секунд тридцать все молчали и не двигались. В конце концов Марине это показалось смешным — она даже начала тихо хихикать. Юрий покосился на неё, но как раз этого ему делать не следовало — подобного момента и ждал санитар.
Смех Марины оборвался, теперь она снова визжала. Огромный кулак Русакова врезался в челюсть следователя, и в тот же миг произошло ещё две вещи: Юрий выстрелил, и Марина зажмурила глаза. Повисла тишина, нарушаемая лишь чьим–то тяжёлым дыханием. Перепуганная девушка, съёжившаяся на полу, всё никак не решалась открыть глаза, но наконец ей удалось перебороть страх, и она медленно–медленно убрала руки от лица.
О нет, нет!!!
Всё обстояло совсем не так, как она предположила. Русаков был жив–здоров — пуля, очевидно, ушла куда–то в стену. Ну да, вон, точно, почти под самым потолком… Следователь Юра валялся на ковре (похоже, без сознания), и из уголка его рта сочилась кровь. За окном слышался шум трамвая.
Вытащив из руки следователя пистолет, Русаков повернулся к Марине.
— Ну ты и су–учка! — произнёс он удивлённо. — Поверить не могу, Мариша — это же мент! А ты ещё про врача какого–то…
— Я… я ничего ему не говорила! — забормотала Марина с пола. — Он сам пришёл, честное слово! Поверь, Юра, я…
Русаков направил пистолет прямо в центр её лба. Холодная сталь коснулась кожи. Марине показалось, что внутри у неё всё переворачивается, к горлу вдруг подступила тошнота. Вот так всё и кончается. Сперва — брат, потом — сестра. Кто будет следующим?
— Тебя посадят! — прошептала она, глядя прямо в глаза бывшего любовника, безумно сверкающие под очками. — Ты убил милиционера, а…
Русаков не дал ей закончить.
Терехин
«Катамнез» обрывался на 30 июля. Закрыв тетрадку, Терехин печально вздохнул. Ему было так интересно это читать, а тут раз — и всё оборвалось. Итак, как выяснилось, Саша рассказывал ему о своих сексуальных отношениях с сестрой далеко не всё, хотя, может, в этом дневнике он кое–что и присочинил. Саша всегда любил фантазировать, не зря его в больнице так и называли — Фантазёр…
Зазвонил телефон. Терехин вздрогнул, но с дивана не встал. Поди, Русаков звонит, кто же ещё? Нет, решил он, трубку брать не буду.