И вот, в то время как Мюррей заботился о том, чтобы Елизавета, в случае если она умрет бездетной, объявила Марию Стюарт наследницей престола, королева шотландская все искуснее уклонялась от определенного ответа. Она вернула из ссылки изгнанного графа Босвела, чтобы в случае необходимости опереться на него. Через Дарнлея она завязала отношения с Гентли, состояние которых было конфисковано Мюрреем. Сам Дарнлей вербовал в свои ряды всех тех лордов, которые втайне оставались верными католической религии и считали подлой мысль о возможности брака королевы Марии с англичанином.
Мария слушала стихи, которые ей читал Дарнлей, и милостиво принимала его ухаживания, тогда как Лейстер предавался честолюбивым мечтам, надеясь уже на следующий день после приезда получить торжественную аудиенцию.
Настало утро, а вместе с ним и приглашение пожаловать к королеве в двенадцать часов. Дэдлей оделся со всем блеском и вкусом разорительных обычаев, бывших в моде при французском дворе; этим он хотел вызвать в памяти королевы веселые времена ее юности. Лейстер был одним из красивейших мужчин своего времени, и, увидав теперь свое изображение в зеркале, сам себя нашел неотразимым. Он отправился в покои королевы в сопровождении двух пажей.
Мария Стюарт тоже принарядилась. Белые розы благоухали в ее волосах, грудь волновалась в облаках газа, а бархатное платье красиво обрисовывало грациозные формы ее тела, но прелестное ее лицо ярче всякого туалета сияло красотой юности. Надо было показать этому человеку, который стоял на коленях перед соперницей, а теперь был прислан ею в качестве жениха, чего именно он добивался. А так как Мария заранее твердо решила отказать ему, то женское самолюбие требовало полного триумфа, чтобы он не мог равнодушно примириться с мыслью об отказе.
Дарнлей неоднократно поддразнивал Марию, что Лейстер неотразим и что, побеждая сердца дам, он сам остается холодным и спокойным, так как ни одна не сумела задеть его сердце. Сэррей тоже сказал, что Дэдлей не умеет любить иначе, как питая честолюбивые планы. И женское достоинство Марии требовало от нее добиться, чтобы жениху не пришлось лицемерить, признаваясь ей в любви.
Вошел Лейстер. Он думал застать королеву во всей царственной пышности. Но вместо государыни встретил только сиявшую красотой даму, у которой изящество заменяло пышность, грация — внешние формы этикета; казалось, что он явился свататься к самой обыкновенной женщине, которая даст тот или иной ответ, только подчиняясь велениям своего сердца. Лейстер приготовил вступительную речь, но к этой интимной обстановке она не подходила. Вместо блестящей свиты он видел вокруг Марии ее статс-дам, веселые лица которых говорили о том, что они расположены гораздо больше к забавной шутке, чем к соблюдению строгих приличий. И он стоял пораженный, ослепленный, очарованный красотой открывшейся ему картины.
— Добро пожаловать, милорд Лейстер! — сказала Мария с ласковой улыбкой, которой словно хотела ободрить его. — Мы очень хорошо помним вас, хотя с последнего нашего свидания и до сего дня прошло много горестных, печальных минут. В то время мне и в голову не могло прийти, что когда-нибудь вы явитесь ко мне в качестве посла моей строгой сестрицы Елизаветы, с мечом в одной руке и обручальным кольцом — в другой. Но я не расположена говорить о политике и, чтобы не слишком обижать посла, принимаю вас как старого друга.
Дэдлей преклонил колено и сказал:
— Ваше величество, ничто не может так ласкать мой слух, как ваше имя. С трепетом принял я поручение королевы Елизаветы, оно казалось мне каким-то издевательством, и все-таки я не мог отклонить его, так как оно вело меня сюда. Я рисковал показаться пошлым дураком, но решился на все, лишь бы снова увидать ту, которая очаровывала своей красой всю Францию!
— И которая с того времени сильно постарела и испытала много горя! — подхватила королева. — Признайтесь, граф Лейстер, что вы сильно колеблетесь говорить печальной вдове такие вещи, которые вы, избалованный успехом, привыкли расточать только самым свежим цветам юности. Правда, на моей голове венец, но это — терновый венец. И я не могу сердиться, если в тайниках своей души вы уже желаете, чтобы я отослала вас назад и сказала своей сестре Елизавете, что для самого красивого мужчины Англии Мария Стюарт слишком стара и представляет собою слишком незначительную цель его честолюбивых стремлений.
— Ваше величество! — ответил Лейстер, очарованный улыбкой, которая ясно показала, насколько мало сама Мария верит своим словам. — Если бы я встретил вас пастушкой на шотландских лугах и вы приказали бы мне оставить вас, то и тогда бы я покорился! Правда, мое сердце было бы разбито, и я вернулся на родину с чарующим образом в душе, образом, который навеки стал бы источником страданий моего сердца. Было время, когда вы недосягаемо высоко стояли надо мною, тогда я мечтал лишь о вашем благоволении. Но мне показали дорогу, ведущую к солнцу, и я уже не в силах думать ни о чем ином, кроме того, чтобы приблизиться к нему и сгореть в пламени его лучей!