Управляющий вел таинственный образ жизни, загадочный для всех обитателей Кэнмора. Его никогда не видели за пределами парка, он никогда не общался с соседями, не посещал шинков, не видали его также и за работой. Этот нелюдим никого не пускал в замок, а если какой-нибудь любопытный отваживался постучаться в ворота парка, то его спроваживали резкими словами. О красоте его дочери рассказывали чудеса, эта девушка, казалось, была обречена отцом на вечное заточение, а так как окрестные жители отыскивали причину его нелюдимости и не находили ее, то в околотке носились всевозможные слухи. Одни говорили, будто бы на Тони Ламберт наведена «порча» с детских лет, и от этого она тупоумна; другие утверждали, что отец боится показывать ее, так как у нее лошадиная нога. По мнению третьих, сам Ламберт совершил убийство и дочь принуждена стеречь его, потому что, когда на него находит злой час, лишь она одна в состоянии отогнать беса-искусителя от этого безумца. Одним словом, стоустая молва изощрялась в придумывании всяких ужасов.
Был вечер, Тони сидела за прялкой и тихо пела песню; Ламберт, стоя у окна, задумчиво смотрел в ночную темноту, так мрачно, точно завидовал буре, яростно налетавшей на обветшалые стены; ему как будто хотелось, чтобы старинный замок внезапно рухнул в потемках под завывание ветра. Вдруг раздался громкий, нетерпеливый звонок у ворот парка.
Джон Ламберт вздрогнул, словно очнувшись от угрюмого забытья.
— Не отворите ли вы, отец? — спросила Тони. — Должно быть, это проезжие; они, наверно, заблудились дорогой и, промокнув под дождем, ищут приюта. Укажите им по крайней мере дорогу к гостинице, если не хотите принять их.
— Принять? — горько рассмеялся Ламберт и подозрительным взором пытливо уставился на дочь. — Тебе, видно, хочется этого, ведь для тебя сущее мученье вечно сидеть одной с твоим отцом!
— Я хотела бы, чтобы вы поменьше предавались печальным думам, которые точат вам сердце! — ответила Тони, вздыхая. — Попробуйте-ка развлечься немного и сойтись опять с людьми, своими ближними.
— Чтобы они обобрали меня и обманули, похитив у меня последнее достояние? — с горечью возразил Ламберт. — Чтобы они отняли тебя, как ту, другую, и чтобы я сгнил тут один, как заброшенное дерево в болоте? Ступай к воротам сама, отвори, заведи шутки да прибаутки с пришлыми людьми; пусть они полюбуются тобою и соблазнят тебя! Посмейся над моими сединами, как сделала та, другая.
— Отец, — воскликнула Тони, — замолчи! Ты ужасен! Никогда не покину я тебя, никогда не причиню тебе горя… Прости, что я необдуманно разбудила страшное воспоминание! Нет, я не хочу видеть людей, потому что они сделали тебе зло и разбили твое сердце.
Колокольчик дернули вновь так сильно, что Ламберт с проклятием вырвался из объятий дочери и крикнул:
— Постой, я натравлю на них собак, если это опять какие-нибудь любопытные, которые стараются проникнуть сюда под предлогом ненастья. Нечистая сила помогает им найти ворота, хотя я обсадил их живою изгородью. Но я покажу им!…
Ламберт сорвал ружье со стены и вышел вон из дома.
— Эй, Ламберт, старый волк! — раздалось за воротами. — Отворишь ли ты наконец, или нам выломать ворота, чтобы поискать тебя в твоей берлоге?
— Имейте терпение! — отозвался управляющий, когда услыхал, что его кличут по имени, и убедился, что кто- нибудь из деревенских жителей привел к нему гостей. — Дайте мне только отодвинуть засов, чтобы раскроить вам череп.
Ворота заскрипели на ржавых петлях. Ламберт лишь приотворил их и уже готовился снять с плеча ружье, чтобы преградить им вход незнакомцам, как вдруг различил перевязь с цветами Лейстеров.
— Кто вы? — спросил он человека, стоявшего у ворот.
Отворяйте! В замок пожаловали гости. Разве вы не узнаете Томаса Кингтона?
— Я достаточно знаю его, чтобы спросить, почему он еще не вздернут на виселицу. Что вам тут понадобилось? Замок Кэнмор — не убежище для людей вашего пошиба.
— Молчите и посторонитесь. Неужели мне придется проложить себе дорогу мечом, когда я приехал с поручением от вашего господина? Должно быть, вам надоело быть управляющим Кэнмора? Поторопитесь! Приготовьте постели для ночлега, лучшую комнату в замке для приезжей леди, а для нас — в вашем доме.
— Лучшую комнату? — горько рассмеялся Джон. — Поищите-ка ее сами, авось найдете такую, где не свили гнезд летучие мыши. Скажите мне, однако, — прошептал он, видя, как Пельдрам вводил в парк лошадь Филли и свою собственную, — не рехнулся ли лорд? Почему ему вздумалось послать в Кэнмор леди? Разве он не знает, что вот уже двадцать лет, как в замок не заглядывала ни единая человеческая душа?
— Вот именно потому-то он и посылает сюда леди. Она должна скрыться от всех, а тут самое подходящее место для этого. Это я порекомендовал вас.
— Черт бы побрал вас за это! — проворчал Ламберт, снова запирая ворота парка и посматривая недоверчиво на леди, которая дрожала от холода, закутанная в плащ для верховой езды.