Голова королевы. Том 2

Кто мог обвинить его, кто мог доказать его вину? Старый священник, совершавший брачный обряд, был почти слеп, Ламберт зависел от него, Сэррея и Брая он, став любимцем Елизаветы, мог держать в отдалении по приговору королевы. Затеянная игра была смела, но отказаться от нее значило все потерять. Дэдлей рисковал своей головой, своим существованием, а также благополучием Филли, потому что мщение, которое постигло бы его, не пощадило бы также и ее. По этой причине всякая насильственная мера казалась ему справедливой, и, едва успев добраться до своего дома, он велел позвать к себе Кингтона.

Когда тот явился, Лейстер сказал:

— Кингтон, я знаю, что могу доверять тебе. Похищением той девушки я совершил большую глупость, которая может иметь непредвиденные последствия. Против ожидания, дела при здешнем дворе складываются для меня настолько благоприятно, что мне приходится бояться, как бы не узнали, насколько мало заслуживаю я оказанного мне доверия. Никто не должен знать, что в Кэнмор-Кастле скрывается дама.

— Милорд, о том известно только тем, кому вы доверили сами.

— Знаю и раскаиваюсь в своей опрометчивости. Королева помнит, что я поклонялся ей, и, кажется, не прочь принимать дальнейшее поклонение. Она сочтет смертельной обидой для себя, если узнает, что я поклялся в любви другой.

— Но кто же сможет доказать это, милорд, если вы будете отрицать?

— Кинггон, но ведь я женился на леди, старый священник из Кэнмора совершил церемонию, как полагается. Я не мог сдержать свою страсть и дал ей увлечь себя. Теперь это — совершившийся факт.

— Но при совершении брачной церемонии были упущены кое-какие формальности, необходимые для законности брака.

— Что за черт! Кинггон, это — дьявольская мысль! Молчи об этом! Я люблю жену, и мое слово священно, лучше пусть с меня снимут голову, чем мне стать негодяем.

Кинггон посмотрел на графа, словно ожидая объяснения, что же ему, собственно говоря, нужно. Но Дэдлей вместо того, чтобы дать это объяснение, беспомощно уставился в пространство, и слуга понял, что его позвали на помощь, что графу важнее заглушить свою совесть, чем думать о мерах, последствий которых он боялся.

— Милорд, — сказал Кинггон, — вам, стяжавшему милость и благоволение ее величества королевы, будет не так-то трудно охранить свой тайну. Но мне кажется, эта тайна с каждым днем будет становиться все опаснее и тягостнее для вас. Она превратится для вас в цепь, которая будет все теснее обвивать вас, если вы будете откладывать в долгий ящик окончательное решение.

— Ты прав, Кинггон. Но как быть? Я открою тебе свое сердце. Ты глубоко предан мне и, быть может, найдешь какой-нибудь выход. Побуждаемый честолюбием и очарованный милостивым приемом, я сделал королеве такие признания, которые женщина может выслушать только в том случае, если она отличает говорящего, как мужчину. Я был уверен, что неуспех моей миссии в Шотландии лишит меня милости королевы Елизаветы и решил предпочесть счастливую частную жизнь честолюбивой борьбе при дворе Елизаветы. Я встретил существо, которое любило меня, которое всей душой было предано мне, в моем воображении розовыми красками обрисовалось тихое счастье, мне показалось, что мое сердце навеки умерло для честолюбивых замыслов. Я намеревался заключить брачный союз с Филли только тогда, когда стану совершенно свободным, но ее настроили подозрительно против меня, и я увлекся до того, что дал ей свое имя, только чтобы доказать, насколько я не собираюсь нарушить ее доверие. Счастье, которое я вкусил, заставило меня беззаботно относиться ко всяким опасным последствиям. Да и никогда я не буду предателем той, которую люблю, никогда не обману ее доверия, она — моя жена и останется ею. Но сегодня я вдруг узнал, что королева Елизавета все еще помнит мои признания, и почувствовал, что не могу больше противостоять искушениям честолюбия. Я не вынесу замкнутой жизни, раз меня будет одолевать мысль, что стоило бы мне захотеть, и я бы стал первым лордом в Англии. Королева Елизавета нерешительна, я убежден, что ее гордость поможет ей преодолеть любую женскую слабость. А я мог бы добиться первенствующего положения, если бы поддерживал в королеве мысль о том, что я принадлежу ей безраздельно. И весьма возможно, что я сумею открыть путь для своих честолюбивых замыслов, не становясь изменником жене. Кому нужно знать, что граф Лейстер устроил себе тайное мирное счастье? Твоей задачей будет оберегать эту тайну, Кинггон. Найди средство избавить меня от мучений вечного беспокойства, и ты будешь осыпан золотом и станешь моим другом.

— Вы изволили сказать, что этой тайны не знает никто, кроме священника, Ламберта и его дочери?

— Да! Но я поручился Сэррею своей честью, что увез Филли только для того, чтобы сделать ее своей женой.

— В таком случае я вижу только один исход: брак не должен быть заключен!

— Да, но он уже заключен, Кингтон. Я не буду отказываться от этого!