Голова Минотавра

Рита Попельская сидела в собственных великолепных апартаментах в доме Рогатина на углу Косцюшко и 3 мая [216]. Она беспокойно ходила по шикарно обустроенной комнате, интерьер которой известный архитектор и декоратор Дионисий Чичковский [217]основал на спокойной и элегантной кремовой тональности. Девушка металась между напольными часами и столом, между современным посудным шкафом и старинным креслом, которое представляло собой намеренную экстравагантность в этих модернистских и аскетических по форме апартаментах. Сердце подступило к горлу, когда она услышала звонок у двери, а слуга вошел в комнату и открыл рот, чтобы объявить о приходе какого-то гостя.

Он не успел этого сделать, под напором сильной руки покачнулся и оперся об стенку. В комнату ворвался ее отец и сразу же выгнал слугу. Увидав отца, Рита упала на колени. Ей казалось, будто бы земля расступается у нее под ногами. Ее худощавая фигурка затряслась, будто бы в трансе, и девушка рухнула бы на пол, если бы отцовская рука не подхватила ее. Рита прижала свои уста к этой крепкой ладони. Она плакала тихо, без спазмов, не всхлипывая. По ладони Попельского стекали слезы. Он стоял на коленях над дочкой и гладил ей волосы возле ушей. То было местечко, которое он сам больше всего любил целовать, когда Рита была еще маленькой. Тогда он вдыхал воздух и чувствовал в ее локонах запахи леса под Сокольниками, где они проводили каникулы, или же соленый запах моря и владиславовского пляжа. Сейчас ему вновь хотелось ее поцеловать туда же, только он этого не сделал. Чувствовался какой-то чужой запах, неизвестные ему резкие духи. "Она будет королевой красоты в публичном доме Буэнос-Айреса!"

Попельский вытер глаза, кашлянул, осторожно отодвинул дочку, поднялся и уселся за столом. Он сплел пальцы, словно желая отгородиться от мечущих им чувств. Рита тоже встала и уселась напротив отца. На его руки она положила свою гибкую ладошку с драгоценным бриллиантом на пальце.

— Умоляю, папочка, прошу простить меня. — Две слезы в глазах увеличились и упали на щеки. — Папочка, прошу простить меня, ведь вчера у тебя были именины. И сегодня я должна услышать от папочки слова прощения!

— Я прощаю тебя, — шепнул тот, стиснул веки, но не смог удержать пары слез, что прорвались сквозь его густые ресницы.

— Я была чудовищной, глупой эгоисткой. — Рита вынула кружевной платочек и прижала его к глазам; как и ее мать, она умела взять себя в руки в одно мгновение. — Только не надо считать, папочка, будто бы я покинула семейный дом, считая тебя несносным тираном! Нет, все было совсем не так! Папа, выслушай меня! Бронислав писал мне и соблазнял посредством писем. Мы переписывались, и он меня околдовал. Послал мне свою фотографию с подписью… И тогда, в праздник весны я отправилась на свидание с ним. Меня сопровождала Тычка. Сама я идти боялась. Это было на Жулиньского. Мы должны были встретиться в бильярдном клубе! И вдруг я увидела тебя и подумала, что это ты за мной следишь! Но ты тогда гнался за тем гадким Минотавром. То, что я тебя вообще увидела — было абсолютной случайностью! Тычка со страха сбежала, а я побежала в тот клуб, который, впрочем, никаким клубом и не был!

Девушка поднялась и задвинула шторы, чтобы заходящее солнце не попадало на отца. Сейчас она только молча глядела на него. Тот изменился, спал с лица, в его одежде не было привычной элегантности, тщательности. Похоже, что голова и щеки были плохо выбриты. Рите сделалось горько.

— Он влюбился в меня с первого же взгляда. — Рите удалось сглотнуть горечь. — И под воздействием того чувства он меня похитил. Он шляхтич, владелец крупного имения, потомок аристократического семейства. Он утверждал, будто бы его предки тоже часто совершали raptus puellae [218].

— Ты говоришь на латыни?

Попельский вздрогнул и слегка усмехнулся.

— Нет, просто повторяю слова Бронислава. Он похитил меня, отвез в свое имение и запретил связываться с тобой. Только, папа, не следует думать, будто бы он меня поработил… Чего не было, того не было! В этом отношении он слишком большой джентльмен! Он дал мне два месяца на принятие решения, желаю ли я с ним остаться и делать актерскую карьеру, у него повсюду знакомства, так что это было возможно; или же возвратиться домой, в ту проклятую школу… Он приходил ко мне ежедневно, мы прогуливались в его парках и лесах… Через пару недель слуги уже перестали за мной следить. Не было необходимости… Мне не хотелось оттуда уходить… Я желала там быть, слушать его слова, глядеть ему в глаза. — Рита вздрогнула. — Прости, папочка! Я все рассказываю тебя с такими подробностями, словно ты — женщина!

— Почему же ты мне не написала? — глухим голосом спросил тот.

Рита подошла к отцу, поцеловала в голову, легла щекой на его лысине.