Голова профессора Доуэля

Вот уже месяц, как стараниями профессора Керна, позаботившегося о «жертве научного долга», она находится в загородной больнице для душевнобольных.

Профессору Керну тем легче было засадить ее в психиатрическую лечебницу, что нервы ее после описанного вечера находились действительно в ужасном состоянии. Она лишилась места, и заботы о семье томили ее. Главное же — она понимала всю безвыходность своего положения. Она была слишком опасна для Керна. И ее пребывание в доме для умалишенных могло продолжаться неопределенно долгое время… Возможно, что и власти не особенно заботились о защите ее интересов. Выступлению Керна придали характер общегосударственного торжества. Им гордилась Америка перед всем миром. И теперь было невыгодно показать миру обратную сторону медали: соперничество, алчность и вероломство в среде тех, кого считают солью науки…

Профессор Керн привел в исполнение свою угрозу о «чрезвычайно тяжелых для нее последствиях», если она не сохранит тайну. Могло быть и хуже. От Керна она ожидала всего. Он отомстил, а сам остался не отомщенным за голову профессора Доуэля. Мисс Адамс принесла в жертву себя, но ее жертва осталась напрасною. Сознание этого еще больше нарушало ее душевное равновесие.

Она была близка к отчаянью и готова была покончить с собой.

Даже здесь она чувствовала влияние Керна. Другим больным разрешались свидания с друзьями и родными. Ее держали в строжайшей изоляции.

Несмотря на это, ей удалось войти в дружбу с одной сиделкой. И та, под величайшим секретом, приносила ей иногда газеты. В одной из газет она прочла и о себе:

«Мисс Адамс, служившая у профессора Керна, после случившегося с ней припадка безумия во время доклада профессора Керна в научном обществе, помещена в психиатрическую лечебницу. Врачи находят ее положение тяжелым и подающим мало надежд на выздоровление…»

— Вот мой приговор! — прошептала мисс Адамс, роняя газету на колени.

В другом номере газеты ей удалось узнать, что у профессора Керна, тотчас после его доклада, был произведен обыск.

«Как и следовало ожидать, — говорилось в заметке, — никакой головы профессора Доуэля обнаружено не было. В свое время было установлено, что смерть его последовала от припадка астмы, которой покойный страдал давно. Таким образом, рассеиваются последние сомнения, — если они у кого были, — о виновности профессора Керна. Все это не более как бред больного воображения мисс Адамс».

«Неужели голова погибла?.. Бедный профессор Доуэль!..» — подумала девушка.

Больше мисс Адамс не находила заметок об этом деле. Его заслонили другие сенсации.

По утрам мисс Адамс посещали врачи.

— Ну, как мы живем? — задавали они неизменный вопрос.

Она ненавидела их: или они все невежды, которые не умеют отличить здорового от больного, или подкуплены Керном.

Она им не отвечала или отвечала с несвойственной ей грубостью.

И они уходили, неодобрительно покачивая головами, быть может, искренне убежденные, что имеют дело с душевнобольной…

В комнату постучали.

Мисс Адамс, думая, что это сиделка принесла вечерний чай, сказала безучастным голосом, не поворачивая головы от окна:

— Войдите!

Кто-то вошел. И молодой мужской незнакомый голос прозвучал за ее спиной:

— Могу я видеть мисс Адамс?

Это было так неожиданно, что девушка круто повернулась. Перед ней стоял молодой человек, одетый с изящной простотой. В лице его было что-то знакомое. Но мисс Адамс никак не могла вспомнить, где она могла его видеть.

— Это я…

— Позвольте представиться: Артур Доуэль. Сын профессора Доуэля.

«Так вот откуда это сходство! Те же глаза, тот же открытый лоб и овал лица», — подумала мисс Адамс.

— Как же вы… пришли ко мне? — с изумлением спросила она.

Артур Доуэль улыбнулся.

— Да, это было нелегко! Вас хорошо стерегут. Признаться, мне пришлось употребить маленькую хитрость. И сейчас у меня всего несколько минут. Позвольте приступить прямо к делу.

Я жил в Англии у тетки, когда узнал по газетам о событиях во время доклада профессора Керна и о вашем… благородном выступлении на защиту моего отца. Я не мог оставаться безучастным к этому делу. В нем замешано имя моего… отца…

Он хотел сказать «покойного отца», но удержался.

— …Судьба его научных трудов и тайна смерти. При том в этом деле оказались пострадавшей и вы. Я вижу вас в этом заключении. Сейчас не время говорить о моей благодарности за ваш самоотверженный поступок. Я знаю несколько Керна и, признаюсь, считал его способным на все то, о чем вы говорили тогда. Я не поверил вашему безумию. И теперь, видя вас, убеждаюсь, что я был прав. Сумасшедшие так не выглядят. Но мне хочется убедиться от вас самих в верности всего, о чем вы говорили. Все это правда?

— Да, правда!