Голова профессора Доуэля

Для доктора Равино Мари Лоран была «трудным случаем в практике». Правда, за время её работы у Керна нервная система Лоран была сильно истощена, но воля не поколеблена. За это дело и взялся Равино.

Пока он не принимался за «обработку психики» Лоран вплотную, а только издали внимательно изучал её. Профессор Керн ещё не дал доктору Равино определённых директив относительно Лоран: отправить её преждевременно в могилу или свести с ума. Последнего, во всяком случае, в большей или меньшей степени требовала сама система психиатрической «лечебницы» Равино.

Лоран в волнении ожидала того момента, когда её судьба окончательно будет решена. Смерть или сумасшествие — другого пути здесь для неё, как и для других, не было. И она собирала все душевные силы, чтобы противоборствовать по крайней мере сумасшествию. Она была очень кротка, послушна и даже внешне спокойна. Но этим трудно было обмануть доктора Равино, обладавшего большим опытом и недюжинными способностями психиатра. Эта покорность Лоран возбуждала в нём лишь ещё большее беспокойство и подозрительность.

«Трудный случай», — думал он, разговаривая с Лоран во время обычного утреннего обхода.

— Как вы себя чувствуете? — спрашивал он.

— Благодарю вас, хорошо, — отвечала Лоран.

— Мы делаем всё возможное для наших пациентов, но всё же непривычная обстановка и относительное лишение свободы действуют на некоторых больных угнетающе. Чувство одиночества, тоска.

— Я привыкла к одиночеству.

«Её не так-то легко вызвать на откровенность», — подумал Равино и продолжал:

— У вас, в сущности говоря, всё в полном порядке. Нервы немного расшатаны, и только. Профессор Керн говорил мне, что вам приходилось принимать участие в научных опытах, которые должны производить довольно тяжёлое впечатление на свежего человека. Вы так юны. Переутомление и небольшая неврастения… И профессор Керн, который очень ценит вас, решил предоставить вам отдых…

— Я очень благодарна профессору Керну.

«Скрытная натура, — злился Равино. — Надо свести её с другими больными. Тогда она, может быть, больше раскроет себя, и таким образом можно будет скорее изучить её характер».

— Вы засиделись, — сказал он. — Почему бы вам не пройти в сад? У нас чудесный сад, даже не сад, а настоящий парк в десяток гектаров.

— Мне не разрешили гулять.

— Неужели? — удивлённо воскликнул Равино. — Это недосмотр моего ассистента. Вы не из тех больных, которым прогулки могут принести вред. Пожалуйста, гуляйте. Познакомьтесь с нашими больными, среди них есть интересные люди.

— Благодарю вас, я воспользуюсь вашим разрешением.

И когда Равино ушёл, Лоран вышла из своей комнаты и направилась по длинному коридору, окрашенному в мрачный серый тон с чёрной каймой, к выходу. Из-за запертых дверей комнат доносились безумные завывания, крики, истерический смех, бормотание…

— О… о… о… — слышалось слева.

— У-у-у… Ха-ха-ха-ха, — откликались справа.

«Будто в зверинце», — думала Лоран, стараясь не поддаваться этой гнетущей обстановке. Но она несколько ускорила шаги и поспешила выйти из дома. Перед нею расстилалась ровная дорожка, ведущая в глубь сада, и Лоран пошла по ней.

«Система» доктора Равино чувствовалась даже здесь. На всём лежал мрачный оттенок. Деревья только хвойные, с тёмной зеленью. Деревянные скамьи без спинок окрашены в тёмно-серый цвет. Но особенно поразили Лоран цветники. Клумбы были сделаны наподобие могил, а среди цветов преобладали тёмно-синие, почти чёрные, анютины глазки, окаймлённые по краям, как белой траурной лентой, ромашками. Тёмные туи дополняли картину.

«Настоящее кладбище. Здесь невольно должны рождаться мысли о смерти. Но меня не проведёте, господин Равино, я отгадала ваши секреты, и ваши „эффекты“ не застанут меня врасплох», — подбадривала себя Лоран и, быстро миновав «кладбищенский цветник», вошла в сосновую аллею. Высокие стволы, как колонны храма, тянулись вверх, прикрытые тёмно-зелёными куполами. Вершины сосен шумели ровным, однообразным сухим шумом.

В разных местах парка виднелись серые халаты больных. «Кто из них сумасшедший и кто нормальный?» Это довольно безошибочно можно было определить, даже недолго наблюдая за ними. Те, кто ещё не был безнадёжен, с интересом смотрели на «новенькую» — Лоран. Больные же с померкнувшим сознанием были углублены в себя, отрезаны от внешнего мира, на который смотрели невидящими глазами.

К Лоран приближался высокий сухой старик с длинной седой бородой. Старик высоко поднял свои пушистые брови, увидал Лоран и сказал, как бы продолжая говорить вслух сам с собой: