Голова путешественника

– Напрасно ты так разошелся, Реннел. Стрейнджуэйз всего-навсего объясняет нам, как может выглядеть наше поведение с точки зрения полиции. Мы должны быть ему благодарны за это, – вмешался Роберт Ситон, который до этого сидел и молча слушал их перепалку, не меняя позы; Найджел даже почти перестал его замечать. – Самое печальное во всем этом деле то, что в одну кучу свалены все, виновные и невиновные, а полиция блуждает в потемках. Они без конца расспрашивают всех и вся, задают банальнейшие вопросы, интересуются самыми простыми веща ми, – как в плохой пьесе, честное слово. Никто не знает, о чем думают герои, сойдя со сцены.

Если Роберт говорил все это специально, чтобы дать Торренсу время прийти в себя, то ему это удалось.

– Самое печальное, ты говоришь? Ну конечно, так оно и есть. Хотя тебя, по-видимому, это нисколько не трогает, – проворчал художник. Затем он снова уселся в свое кресло, налил себе еще джина и повернулся к Найджелу. – Я объясню вам, почему меня так взволновала эта глиняная голова. Когда я в последний раз видел Освальда, он выглядел абсолютно так же. Это выражение лица – мое последнее воспоминание о нем.

Неожиданно Роберт Ситон рассмеялся.

– Реннел у нас большой специалист по всяким ужасам. – И он восхищенно, как ребенок, посмотрел на художника.

– Освальд уходил от реки в дюны, – продолжал Торренс. – Спустившись по склону одной из них, он обернулся. И тогда я увидел его голову – только голову, ничего больше: туловище было скрыто гребнем дюны. Мистика какая-то, вам не кажется?

– Когда же это произошло? – спросил Найджел. – Не хотите ли вы сказать, что…

– Да, это было десять лет назад. В тот вечер, когда он… э… исчез. Я, вероятно, был последним, кто его видел.

– Мы все там были, – сказал Роберт Ситон. – Поблизости, я имею в виду. Освальд перед этим попросил…

– Минутку, – прервал его Найджел. – Вы тогда не сообщили об этом полицейским, которые вели следствие, так?

– О том, что я его видел? – переспросил Торренс. – Нет, они этого не знали.

Надо сказать, что эта неожиданная откровенность порядком выбила Найджела из колеи. К тому же он никак не мог отделаться от странного впечатления, что Ситон и Торренс не просто так тянут время. Они не перешли в глухую защиту, что было бы естественно в данной ситуации, – нет, они пользовались случаем и делали короткие перебежки; во всяком случае, в данный момент между ними существовало едва ли не полное согласие. Или же – воспользуемся еще одной метафорой – они сузили фронт, чтобы легче было его оборонять? Не сдают ли они намеренно одну из позиций, чтобы сосредоточить силы на ключевом направлении?

– Почему? – рассеянно спросил Найджел.

– Почему я им об этом не сообщил? Да, очевидно, просто потому, что меня об этом никто не спрашивал, – ответил художник.

Роберт Ситон выбил трубку о ножку кресла, в котором сидел Найджел.

– Мне кажется, ты мог бы быть и пооткровеннее, Реннел, – заметил он.

– Ну что ж… Все имевшиеся в то время доказательства говорили о том, что Освальд совершил самоубийство. Прощальное письмо и тому подобное. Если бы я рассказал, что был вместе с ним, меня могли бы неправильно понять. Зачем же мне лишние неприятности?

– Вы имеете в виду, полицейские могли бы заподозрить, что это вы его прикончили?

Художник коротко кивнул.

– А разве у вас был мотив?

– Мотив был у каждого, кто имел несчастье быть с ним знакомым, – с театральным жестом проговорил Торренс. – Этот человек был настоящей гноящейся язвой на теле общества… надеюсь, Боб, ты на меня не обидишься?

– То есть ваш мотив был бы чисто социальным, так сказать, во имя гигиены общества? – Найджел хмыкнул. – Ну что ж, если вы намерены и дальше так же туманно выражаться…

– Извините, но… а, черт с ним, но это не только мой секрет! Он касается и других людей.

У Найджела сложилось впечатление, что, хотя художник старательно избегал глядеть в сторону Роберта Ситона, на самом деле он обращался именно к нему – с мольбой или с вызовом, Найджел определить не мог. Он слышал, как Ситон тихонько продекламировал себе под нос:

Он причинил большое зло
Тому, кто мне сердечно близок…

– Думаю, сейчас не время для рифмованных загадок, – с раздражением повернулся к нему Найджел. – Не могли бы вы для начала изложить мне все факты, касающиеся мнимого самоубийства вашего брата? Насколько я понимаю, многие из них не фигурировали ни на предварительном следствии, ни на дознании, а значит, не попали и в газеты. Что, например, вы делали в дюнах? – Найджел обернулся к Торренсу.

Тот ответил далеко не сразу. „Похоже, союзники не сколько растерялись, – подумал Стрейнджуэйз. – Наверняка им хотелось бы посовещаться… но я сделаю все, что смогу, чтобы этому помешать“.