— Поля, для них ты — аспирантка из Орла. Выдать тебя у меня язык не повернулся, — чудил Вик.
Парни занимались университетом месяца три. Летом отирались в общежитии, осенью расширили круг поисков благодетелей ломающихся студентов. Каналы поступления обычных наркотиков более или менее контролировались. Но новинки — мощнейшие синтетические препараты, удобно таблетированные, рекламируемые наверняка: «Никаких шприцев — никакого СПИДа» и давшие вал передозировок, — словно с неба падали в загребущие лапы продавцов.
— Ребята все не вотрутся в доверие, а Поля за два дня подсуетилась, — восславил нашу марку Сергей Балков.
— Они трудятся на перспективу, она развлекается, — вспылил Борис Юрьев.
— Обязательно устроить кавардак из-за Полины? — спросил Измайлов.
Я не снизошла до ментовских распрей.
Неуклюжий рифмоплет Слава был одержим манией очистки мира от скверны. Он информировал коллегу Сани и Лени. Денежные вознаграждения с негодованием отвергал, как все не добившиеся пока своего фанатики. Именно он приметил кайфующих в парке Зину и Лешу. И по собственному почину принялся наводить справки. Выяснил, что отец Красновой хирург, дядя Трофимова представитель крупной европейской фармакологической фирмы в России, каким-то образом увязал эти факты и поклялся «с живых дочки и племянничка не слезать». Общаясь с ним, Леня и Саня придерживались аспирантской легенды, но в поле зрения единомышленника держали.
— Узкое у них поле, — снова вмешался Балков.
— Они не обязаны его охранять, — вступился Юрьев.
Наверное, Сергей немного завидовал сменившему масть Борису. Обычно он проявлял доброжелательность к людям из других отделов.
— Постойте, какое отношение к наркотической эпопее имеют профессии отца Красновой и дяди Трофимова? — не постеснялась я своей глупости.
— Таблетки — аптека — больница. На триаде Славу заклинило, он счел себя непризнанным провидцем, — пояснил Измайлов. — Плюс несопоставимые доходы семей Зины и Леши. Наш насмотревшийся на молодежные нравы доброволец рассудил: богатый не может светло любить бедную, бедная — богатого. Следовательно, их связал семейный бизнес — наркоторговля. Однако безумие безумием, а таблетки импортные, в Европе распробованы и в Белгород, откуда родом Зина, попали почти сразу после столиц.
— Пусть об этом у Лени с Саней головы болят, — не сдался Балков. — Мы ищем убийцу провидца Славика.
— Сергей, не корчь из себя безответственное дитя, — предостерег полковник. — Убийства и наркотики не разделить. Поэтому и подключаем Бориса.
— Кем он представится? — полюбопытствовала я. — Зависимым с героина преподавателем?
Виктор Николаевич уподобился оседлавшему Пегаса Славе. Он втискивал Юрьева в образ бизнесмена и.., воздыхателя! Развивающийся роман Линевой и Кропотова полковника почему-то не смущал, а вдохновлял.
— Вот и поглядим, куда она Бориса приспособит. Трибуна твоя, Поленька.
Трибуна — место, где словоблудие подавляется регламентом. Умел полковник настроить на деловой лад. Но и сплетники-виртуозы не перемывают чужие кости так, как мы вчетвером перемыли их Линевой и Кропотову. И сошлись во мнении, что не принадлежащий университету, посторонний человек обладает неплохими шансами разговорить скрытную Варвару. Особенно если его придирчивая к происхождению девушек мамаша обретается за тысячу километров от сына.
— Поля, чур без фокусов. Не продлевай свое пребывание у Линевой. Борис, Леня и Саня профессионалы, — сказал Измайлов напоследок.
— Борису Борисово, мне мое. Собиралась сегодня на дискотеке смотреть в оба и слушать комментарии, но придется потанцевать. Нужна разрядка.
Юра Загорский не опоздал к молодежному клубу. Мальчик был невысоким и изящным. Когда получалось заглянуть в его светло-голубые глаза, он казался прозрачным. Раньше таких называли херувимчиками, предрекая, что они расколотят вдребезги не одно женское сердце.
Сейчас подозревают в битье мужских сердец. Воистину «трудно быть красивым». Клевета уродует, как кислота.
И еще Юра был пытливо-внимательным на особый манер. Очевидно, вникал в каждое слово, жест, гримасу собеседника. Будто старался понять, как тот обходится без наркотиков, чем заполняет свои дни и ночи.
— Мы, это, не задержимся здесь. Отец ругается. Я, это, наверняка не знаю, только предполагаю по внешнему виду, кто продает, кто покупает.
Лилия Петровна Вешкова говорила мне, что словечко-паразит «это» привязывалось к Юре после приема дозы. Я всмотрелась в парнишку, но определить на глаз, грешил ли он сегодня, не смогла.
От бессилия взмолилась: «Господи, только бы не сорвался. Разуверится в том, что может не колоться, перестанет сопротивляться, и тогда он обречен».
— Вы, это, нормальная, не лебезите, — одобрил мое поведение Юра.
— Откуда твое «лебезить»? Даже выражения «подлизываться», «рассыпаться мелким бесом» выходят из употребления. Глагол «льстить» превращается в анахронизм.
— Они, это, неприятные для самолюбия, поэтому их редко произносят. А мама просила: «Юрок, учись на отлично, чтобы мне не пришлось лебезить перед твоей училкой». Вы про мать не спрашивайте. Я год назад свою девчонку бросил.