Голова в облаках

— Превосходно! — восхитился Взаимнообоюднов. — Прекрасная мысль, гениальная! Просвещение без отрыва от производственной деятельности, так сказать. — Он взял микрофон на подставке, перенес его, разматывая шнур, на дальний конец длинного стола под красной скатертью, поставил стул и, распахнув молнию модной папки, стал раскладывать свои бумаги. — С вашего разрешения, я прочитаю сначала антирелигиозную лекцию.

— Как угодно. — Ручьев опять склонился над прошлогодним отчетом, но вдруг спохватился: — Послушайте, товарищ, как бы вы назвали наш комбинат? Чтобы современно, красиво…

Взаимнообоюднов потер ручкой по кудрявой седеющей шевелюре, на минуту задумался.

— «Наши перспективы», например. — Увидел скептическую улыбку Ручьева, поправился: — «Мечта будущего»?…

— Слишком претенциозно.

— К сожалению, больше ничего не имею. Разрешите приступить к лекции?

Но Ручьев опять схватил телефон, и ему было не до лектора. Даже на впорхнувшую праздничную Нину он не обратил внимания. Но Нина не обиделась, она была довольна, что сумела услужить Анатолию Семеновичу, и расторопно засунула ему в карман пиджака пакетик с нарезанной колбасой, а в другой — калорийную булочку. Не очень удобно, когда на директорском столе завтрак, а так посетитель ничего не видит, а ушел — закусывайте, товарищ директор, и размышляйте над своими бумагами, пишите. Можете даже говорить по телефону, если прожевали пищу.

— Спасибо, — сказал Ручьев, бросая трубку: — Ты у нас что, и за кассира?

— Ага, она в отпуске. — Оглянулась на заговорившего перед микрофоном лектора, заторопилась: — Ну, я побегу в банк, Анатолий Семенович, а вы кушайте, не стесняйтесь его. — И простучала каблучками к двери.

Колбаса действительно была жестковатой и слишком эластичной: мялась под зубами и опять расправлялась. Но вкус был приятный, мясной. Надо сходить в цех и поговорить с технологом и мастером, с рабочими. Как же они ее делают?

Ручьев жевал и, глядя на колонки цифр годового отчета, пытался выяснить производственно-экономические характеристики комбината и отдельных его цехов. Два часа уже пытался, но не давали сосредоточиться, подумать как следует.

Услышав стук в дверь, торопливо проглотил непрожеванную колбасу, нажал кнопку на столе, разрешающую войти, — в приемной над его дверью загоралась надпись «войдите». Изделие Башмакова.

Вошел носатый Илиади с бумажной трубкой в руке. Он подозрительно посмотрел на жестикулирующего у микрофона лектора и осторожно, стараясь не шаркать разношенными туфлями, прошел к директорскому столу.

— Рад приветствовать молодого руководителя. Надеюсь, теперь сумеем договориться?

Ручьев показал рукой на стул. Илиади остался стоять.

— Человек, — он поднял указательный палец вверх, — сконструирован из трех частей. Я имею в виду нормального, гармонически развитого человека…

Ручьев с детства знал этого обрусевшего грека, которого в Хмелевке любили и ценили как заботливого врача; знал его чудаковатую формулу человека из трех частей, но сейчас не был расположен выслушивать шутливое ее разъяснение. Непонятно, зачем старик явился сюда, ведь сегодня в больнице приемный день.

— Извините, доктор, дел под завязку, не завтракал еще.

— Вот видите — не завтракал! А пепельница уже полна окурков, лицо землистое. Знаете, к чему это ведет? Я объясню.

— Вы объясните, зачем вы пришли? Нет времени, поймите — нет!

— И вот уже раздражительны, нетерпеливы. А почему? Только потому, что ваше психическое состояние обусловлено…

— Что вам нужно?

Илиади не отступил:

— Человек состоит из трех частей…

И лектор разогрелся, вещал с пафосом:

— …в трех ипостасях: бог-отец, бог-сын, бог-дух святой…

— и каждая часть должна функционировать согласованно, — убеждал Илиади.

— Послушайте! — не сдержался Ручьев, но тут зазвонил красный телефон. — Да, слушаю… Но при чем тут я? Есть распространители печати, они занимаются подпиской на газеты и журналы… Если директор, то и распространителей должен нацеливать?… Извините. Вам надо, вы и нацеливайте. — Положил трубку и поднял глаза на этого седоголового, длинноносого черта: — Ну?

— Болезнь легче предупредить, чем излечить.

Какие новости!

— Я не болен, доктор.

— Возможно. Но дело не только в вас. Мы отвечаем за здоровье всего населения Хмелевки, а у вас в цехах жарко, в конторе накурено, колбаса и колбасные изделия продолжают выходить некачественными. Поняли? — Илиади раскатал на столе бумажную трубку, которая оказалась плакатом, изображающим тела здорового человека и двух больных: тощего и толстого, бочкообразного: — Полюбуйтесь. Вы будете или таким скелетом, прикрытым кожей, или таким, извините, боровом. И люди ваши — тоже. Сейчас я по совместительству исполняю обязанности санитарного врача и отвечаю за порядок в райцентре.

— Я уже догадался. Что вам нужно?

— Конец полугодия, мы должны отчитаться за состояние районных предприятий, пищеблоков, продмагов…

— Хорошо, хорошо. — Ручьев поднял руки. — Составьте акт, протокол или что там у вас положено. У меня нет времени.

Илиади вздохнул, скатал плакат в трубку.