– С моим отцом я пришел сюда. Не мы ли с моим отцом стояли бок о бок много дней? Не я ли зарезал двоих людей Басуто в земле Секокени, вождей Бапеди по приказу моего отца? Не я ли спас отца моего от клыков льва однажды ночью? Не я ли стоял с отцом моим на Месте Маленькой Руки, в долине Изандлвана, когда она была красна от крови? Снилось мне это – или все так и было, отец мой?
– Я слышу тебя. Все так и было.
– И потом, когда небеса почуяли мощь отца моего и поразили его огнем, разве не сказал я – о, отец мой, теперь ты слеп и не можешь больше сражаться и жить жизнью мужчины, но раз ты слеп, то я пойду туда же, куда пойдешь и ты, и буду твоим верным псом? Разве не сказал я это, о Мазимба, отец мой?
– Ты так сказал.
– И мы поплыли по черной воде, ты, Мазимба, я и великий Лев, подобного которому никогда не рождала женщина от мужчины, и пришли сюда, и жили много лун жизнью женщин, не сражаясь, только пили и ели, и забыли об охоте, и не знали радостей, достойных мужчин. Разве не так, Мазимба, отец мой?
– Ты говоришь истину, Мазуку, все это так.
– Да, мы плыли на дымящемся корабле и приплыли в страну чудес, которая исполнена деревьев и домов, и в ней человеку трудно дышать и нельзя поднять руку, чтобы не наткнуться на каменную стену. И вот пришел навстречу нам старик с чудесной блестящей головой, и пришла девушка, Розовый Бутон, маленькая, но очень красивая, и они приветствовали моего отца и великого Льва, и посадили их в повозки, запряженные лошадьми, и отвезли их сюда, в это место, где им придется вечно смотреть на печаль большого моря. И тогда Розовый Бутон сказал: что делает здесь этот черный пес? Разве может пес водить Мазимбу за руку? Уходи, черный пес, иди впереди или сзади, это я буду держать Мазимбу за руку. И тогда отец мой погрузился в негу и лень, стал толстым, стал богат волами, повозками и зерном, и сказал себе: я возьму Розовый Бутон в жены. И раскрылись лепестки Розового Бутона, и сомкнулись вокруг отца моего, и стал Бутон – Розой, и теперь благоухает она для отца моего днем и ночью, а черный пес остается и воет за дверью. И так случилось тогда, отец мой, что Мазуку, твой буйвол и твой пес, спросил у своего сердца, и оно сказало ему: здесь больше нет места для тебя. Мазимба, отец твой и господин, больше не нуждается в тебе. Ты воин, но в этой стране женщин ты тоже станешь женщиной. Так иди к отцу своему, встань перед ним и скажи: о, отец мой, много лет назад я вложил свою руку в твои руки и стал для тебя вернейшим, но теперь я хочу забрать свою руку и вернуться в землю солнца, откуда мы пришли, потому что здесь я не нужен, здесь я не могу дышать. Я все сказал, отец мой и господин мой!
Эрнест заговорил на зулусском, и голос его зазвучал мягко и звонко, так как он прекрасно знал этот певучий язык.
– Мазуку, умданда га Инголуву, умфана га Амазулу, сын Инголуву, дитя народа Зулу! Ты был хорошим человеком, и я полюбил тебя, но теперь ты уйдешь. Ты прав, теперь моя жизнь – это жизнь женщины; никогда больше не услышу я звука выстрелов или звона стали, никогда не пойду на войну, так что ты должен идти, Мазуку. Это правильно и хорошо. Только вспоминай иногда своего слепого Мазимбу, вспоминай Эльстона, мудрого капитана, что спит ныне вечным сном, вспоминай и великого Льва, что бросил через плечо Буйвола. Иди – и будь счастлив. Пусть будет у тебя много жен и детей, пусть бесчисленны будут твои стада! Великий Лев отведет тебя к морю и даст тебе денег, чтобы ты смог добраться до земли солнца, а там купить себе волов, землю и фургоны, чтобы ты не голодал и мог заплатить выкуп за жен. Мазуку, прощай – и счастливого пути!
– Одно слово, Мазимба, отец мой – и я больше не потревожу твой слух никогда. Когда придет твое время отправиться на небеса белого человека, и твои глаза вернутся к тебе, и ты снова станешь воином, готовым сражаться, – обернись и крикни погромче: Мазуку! Сын Инголуву из племени Маквилисини, где ты, пес мой? Приди и служи мне! И если я еще буду жив, то услышу твой голос, закричу в ответ и умру, чтобы поскорее прийти к тебе. Ну а если я буду уже мертв, то просто приду к тебе на твой зов. О Мазимба, сделай это для меня, отец мой и господин, ибо я любил тебя, как дитя любит грудь, что питает его молоком, и хочу снова посмотреть на твое лицо, о, отец мой и господин на веки вечные.
– Если это будет в моих силах, я сделаю это, Мазуку.
Великан-зулус вскинул копье и в первый и последний раз в жизни отдал Эрнесту королевский салют – на что, кстати, не имел никакого права.
– Байе! Байе!
Потом он повернулся и бросился бежать. Больше они с Эрнестом до отъезда Мазуку не виделись. Как сказал зулус, «смертная боль закончена».
Когда звук шагов Мазуку затих вдали, Эрнест отвернулся и вздохнул.
– Разорвалась последняя связь с Южной Африкой, Джереми. Это хорошо, что он ушел – он слишком пристрастился к бутылке и женщинам, как и все они здесь. Но все же мне грустно, очень грустно, и иногда я думаю, что лучше бы, как говорил Мазуку, нам было уйти вместе с Эльстоном и остальными. Все было бы уже кончено…