[Голово]ломка

Вадим листал собственного сочинения буклет уже пристально, прицельно. И чем дольше листал — тем меньше понимал в написанном и показанном. Он ощущал себя египтологом, эдаким Шамполионом, глядящим на свежеотрытый в песках барельеф, плотно исчерченный непостижимыми иероглифами, неведомыми пиктограммами и загадочными изображениями. В них был некий утраченный смысл, связный сюжет, но все попытки восстановить его, перевести, соотнести с худо-бедно исследованной реальностью проваливались. Обложка. Монументальный палладианский портик. Пышные ионические колонны. Три двери в два роста, средняя приоткрыта, изнутри — нездешний свет. Во всю ширь фронтона выбито: ФОНДОВЫЙ РЫНОК. Храм? Не иначе. Широкая лестница. Слева — усеченная морда «шевроле». От него по ступеням поднимается седовласый муж — несгибаемая спина, выправка полководца, первого консула, тирана. В руках — туго набитый портфель буйволовой кожи. Жертва? Видимо. Навстречу, распахнув радушные объятья, степенно спускается муж младой, но исполненный важной торжественности и сознания величия собственной миссии. Жрец? Захватывающая мистерия из жизни и смерти титанов, богов и героев разворачивалась перед дубеющим на порезанном сиденье Вадимом. Грандиозная космогония и ужасающая эсхатология. Первый разворот буклета был крупно озаглавлен: ИНВЕСТОР. Крупным планом на фоне полупрозрачных квадратов и кругов (круг, вспомнил Вадим, это небо, квадрат — земля, вместе они образуют мандалу) — две простертые ниоткуда длани, отчеркнутые снежно-белыми манжетами, спаянные крепчайшим рукопожатием. Символ слияния противоположных начал, из которого возникло все сущее. Вокруг: толстое паркеровское стило, фаллический образ, метафора созидания; циферблат, символ времени, начавшего свой ход; и устраняющая уже последние сомнения рукописная фраза ОТКРЫТЬ СЧЕТ. На все это благосклонно взирает горбоносый орлинолицый человек, хрена! — Бог, верховное божество пантеона, Зевс, Один, Водан, Ахурамазда, Амон-Ра-Сонтер. Следующий разворот. КЛИЕНТСКИЙ СЕРВИС слева — его, в полном соответствии с памятной формулой make a service и древними традициями священной храмовой проституции, олицетворяет грудастая богиня любви с украшенной лунным камнем высокой шеей. ПЕРСОНАЛЬНЫЙ ПОРТФЕЛЬНЫЙ МЕНЕДЖЕР справа — молодой человек с льдистым взглядом и холодной арийской ковки ликом при полном комплекте воинских атрибутов большого бизнеса, от сверкающих лат идеального костюма до обоюдоострого вечного пера. Бог войны. Арес. И тут же очередной рукописный осеняющий слоган, цитата, вспомнил Вадим, из какого-то японца: БИЗНЕС — ЭТО ВОЙНА. Следующий. БРОКЕРЫ и АНАЛИТИКИ. «Быстрое и точное исполнение поручений, прямой доступ к рынку». Кучерявый гибкий вьюнош с сотовым телефоном у правого уха и трубкой телефона обычного в левой руке, на столе — подключенный к Интернету лаптоп, какие-то провода и антенны. Гермес. Вестник. Поставщик информации. Бог связи. И — последний. КОМАНДА ПРОФЕССИОНАЛОВ РАБОТАЕТ НА БИС. Все сразу: богиня любви, грозный Марс-воитель, шустрый телефонизированный обладатель крылатых сандалий, и над ними — всеведущий, всевластный, страшный иноверцам, но неизменно доброжелательный к Клиентам Зевес. Пантеон. Жуткая догадка высоковольтно полыхнула в мерно покачивающейся вадимовой голове. Они — и гражданин очкастый начальник, и олежеки всех мастей, и художник, и верстаки с макетировщиками, и даже он, Вадим, — сами того не ведая, служили анонимным закадровым божествам. Возносили молитвы и принимали жертвы, полагая, что занимаются промоушеном, пи-аром, консалтингом, эдвертайзингом и рирайтом. Он вспомнил, как сочинял этот буклет, хряпнув стакан бренди, дабы снять оцепенение перед Первым Большим Заданием, переключить себя в режим боевого амока. Вспомнил, как в какой-то момент на него и впрямь снизошло неведомого происхождения воодушевление, и он, воспрянув, за два часа вколотил в клавиатуру полную концепцию БРОКЕРСКОГО ИНВЕСТИЦИОННОГО СЧЕТА REX. Никаких сомнений. Он был ведом чужой целеустремленной волей. Он был медиум, посредник. Недоброе дремучее слово «одержимость» пришло Вадиму на ум. В этот момент автобус, облегченно скрипя, причалил к навесу конечной. Вадима подняло и вынесло наружу. Снег перестал. Припозднившееся солнце спешно довершало праздничный декор. Страшный буклет Вадим, суеверно сплюнув налево, скормил первой же урне. В конце концов, подумал он, что-то такое я где-то недавно читал. А измышления модных романов не могут быть правдой.

— Кто?

— Ало, Лада… Это Вадим, Аплетаев, из пресс… от Эдуард Валерьича.

Некоторое время домофон молчал и недобро электрически потрескивал.

— А, — разадалось потом. В тоне Вадиму почудилась не то досада, не то усталое отвращение. — Щас, — еще короткая пауза, и — не сразу понятное: — Четвертый. Двадцать семь.