Головы моих друзей

Жора достал карту и начал мне растолковывать:

— Вот наша база. Вот Большой Пеледон, он впадает в реку Анадырь, та в свою очередь в Анадырский лиман, а лиман — часть Анадырского залива, который в свою очередь является частью Берингова моря. Так что выход в океан мы практически имеем. Это должно вселить в тебя радость, так как грусть — и это замечено крупными специалистами — отрицательно сказывается на работе.

Радость в меня сразу же вселилась, и я поблагодарил Жору.

В тот же день, в маршруте с вершины горы Безымянной (сколько их разбросано безымянных, боже ты мой!), мы в бинокль видели что-то голубое и безбрежное.

Я говорил, что это дымка.

Жора уверял, что видит океан.

Но я вспомнил инструкцию, данную за минуту до выхода в маршрут начальником партии Славой Кривоносовым:

— В маршруте никаких прений. Что сказал геолог — то и выполнять. Ясно? Никаких дебатов. Вы не в парламенте, а в тундре.

Мы молчали, а по его глазам было видно, что не верит он нам ни на грош.

В маршруты мы ходим с Жорой вдвоем. Так будет весь сезон. И еще с нами наш пес Бич, которому скучно на базе.

В нашей тройке старший Жора. Он геолог. Старший геолог партии. Я подчиняюсь Жоре. Я техник. Младший техник-геолог. Бич подчиняется Жоре и мне по совместительству. Нам хорошо, и мы втроем живем дружно.

У меня прибор. Я слушаю землю, как доктор больного. Жора Старцев называет первый маршрут «аристократическим».

Пожалуй, это так и есть. Теплынь плюс 30, комаров нет, одеты легко. На базу вернемся ночью.

Мы берем образцы, описываем местность, делаем первую чаевку. В полевую книжку Жоры ложатся первые строки: «…полуостанцового типа коренной выход темно-серых мелкопорфировых андезитов. По плоскостям отдельности порода разбита на параллелепипеды. В элювиальных развалах появляются осветленные породы типа гранитов — гранодиоритов с хорошо выраженным розовым полевым шпатом. (Образец 2/1). Эти развалы протягиваются на первые десятки метров. В пятистах метрах дальше — темно-серые андозито-базальты мелкопорфировые с красновато-палевыми пятнами, вероятно участками ожелезнения. (Образец 2/2)…».

С каждым переходом от точки к точке, с каждым километром образцов становится все больше и больше, рюкзак все тяжелей. Мы идем на восток, потом на север, потом на запад, потом на юг и на базу.

Тихо. Уходит ветер, спотыкаясь, гасит случайные костры. А солнце не уходит за горизонт. Оно перекатывается по острым гребням гор. Оно плавно катится по сопкам. И похоже на новенький желтый детский мячик. Мы идем вслед за ним. Лезем на высоченные вершины, пробираемся через стланиковые джунгли склонов, прыгаем с камня на камень, форсируя ручьи. Такие пейзажи даже присниться не могут — это надо видеть наяву. Никогда бы не подумал, что Центральная Чукотка столь красива. Тут бы лагерь организовать пионерский, а не ходить в маршруты!

…В правой руке у Жоры — геологический молоток, на согнутой левой лежат образцы, он прижимает их к телу крепко, чтобы они не упали, потому что лежат они в строгой последовательности тех точек, откуда мы их брали. На поясе у него болтается револьвер в тяжелой кобуре. Это на случай самообороны, если лютый зверь застанет нас врасплох. Я таскаю карабин, калибра 8,2 на случай охоты, но нападать на нас никто не собирается, а разная дичь ходит, курлычет, мяукает и хрипит вокруг… но не попадается на мушку.

Жора осторожно несет камни. На привале мы будем отбирать образцы, Жора их будет описывать, я на каждый камень наклею кусок лейкопластыря, поставлю номер и положу в рюкзак. И мы пойдем дальше.

О камнях Жора Старцев может говорить до бесконечности.

Мы разжигаем костер на берегу большого ручья. До нас тут костров не жгли. Хорошо быть первым. Первым разжигать костер, первым срывать цветок на отметке тысяча пятьдесят метров, первым прокладывать маршрут, первым слушать тишину на перевале.

— Я и люблю только такую тундру, — говорит Жора Старцев, мой геолог. — А то, бывает, идешь, наткнешься на ржавую консервную банку, сразу настроение портится.

Возвращаемся на базу поздней ночью. Но какая это ночь, если полярное солнце светит вовсю, ветер где-то угомонился в распадке, а теплая тишина как будто ожидает первых петухов.

Ребята оставили нам картошку, колбасу и компот.

Жора включает транзистор, и мы ужинаем. Милый женский голос сообщает, что в Японии жарко, что «дак-дакс» разучили новый шлягер «Еще одну кружку пива».

Забираемся в спальные мешки и намечаем план на завтра.

Завтра Сергей Рожков, наш радист, возьмет пачку писем, оставленных ребятами на базе, и поплывет вниз по Пеледону до Ламутска. Там он бросит почту, возьмет лошадей и через три дня пригонит их на базу. У нас шесть лошадей — это вся наша техника.

Завтра снова маршрут. Завтра снова перед сном я буду вспоминать хорошие сказки. Может быть, среди них будет и о море, ведь Большой Пеледон впадает в мое море.

Возможно, мы здесь что-нибудь найдем, что-нибудь откроем. И на берега Пеледона придут люди. И без всякого труда будут ходить и ездить по тем местам, по которым сейчас лазим мы.