Читаем Голубь и Мальчик полностью

Толстый человек пропустил их в ворота. Доктор Лауфер шел торопливо, размахивая руками и ногами, — тело наклонено вперед и веснушки подпрыгивают в воздухе. Она шла за ним по маршруту, который в последующие годы ее ноги пройдут еще тысячи раз: вначале загон для больших черепах, за ней несколько клеток с маленькими животными, названий которых она тогда еще не знала, — разные соболи и мангусты, а потом лев и львица и их угрюмый сосед, одинокий тигр. Тут тропа изгибалась, становилось просторнее, и взгляду открывалась небольшая поляна, в центре которой стояла голубятня, но не круглое гнездо на столбе, как ей представлялось, а целый домик. Настоящий домик, с дверью и зарешеченными окнами, крышей и стенами, лицом на юг, и рядом с ним бассейн для водоплавающих птиц и клетки с обезьянами, а за ними огороженный участок для слона.

Доктор Лауфер достал голубя из ящика, снял шинку и спросил:

— Кто его перевязал?

— Мой сосед, — сказала Девочка.

— Хорошая работа, сказал доктор Лауфер. Он снял повязку, продезинфицировал рану коричневой мазью, снова наложил шину, перебинтовал и как бы ненароком добавил: — Ты, конечно, знаешь, что это почтовый голубь, моя юная госпожа?

— Нет, — сказала Девочка, чувствуя, что краснеет.

— Теперь ты будешь знать. У обыкновенного голубя клюв торчит из головы, как ручка из сковородки, а у почтового голубя клюв продолжает линию лба по прямой, и на нем есть светлая припухлость. Вот здесь, видишь? И строение у него более сильное, и крылья шире, а внутри у него легкие и сердце настоящего спортсмена. И когда ты видишь его в полете, он летит один, по прямой линии и на большей высоте, чем обычные голуби.

— Я не видела его в полете. Он вдруг упал на балкон.

— Может быть, у него было кольцо на ноге? — спросил ветеринар. — С номером? Так мы сможем узнать, кому он принадлежит.

— Нет, — сказала Девочка.

— А может быть, у него на ноге было что-нибудь вот такое? С письмом? — И доктор Лауфер вынул из кармана что-то вроде тонкой металлической трубочки, с ремешком на маленькой кнопке, и сказал: — Это называется футляр.

— Не было, — сказала Девочка. А Мальчик, который только что вернулся, тяжело дыша и раскрасневшись, открыл было рот, но умолк, встретив ее взгляд.

— А может быть, что-нибудь такое? — спросил доктор Лауфер и вынул из другого кармана пустую трубочку гусиного пера.

Девочка покраснела и ничего не ответила.

— Ты правильно оказала ему первую помощь, и это хороший голубь. Он молодой и быстро выздоровеет. Если хочешь, мы продолжим его лечение здесь.

— Я буду ухаживать за ним дома, — сказала Девочка.

— Я помогу ей, — торопливо сказал Мальчик.

— А кто ты, мой юный господин? — спросил ветеринар.

— Я ее сосед.

— Это ты перевязал голубя? Узел неумелый, но рука у тебя. хорошая. Возможно, когда-нибудь ты и сам станешь специалистом. — И доктор Лауфер снова повернулся к Девочке: — Когда этот голубь выздоровеет, тебе придется его выпустить. Это почтовый голубь. Он должен вернуться к себе домой. Это все, что он умеет, и все, чего он хочет. «Птичий Одиссей» — так мы его называем.

— Почтовые голуби всегда так летят, — с важностью сказал Мальчик. — Я читал об этом в детском приложении к газете «Давар». Они подымаются вверх, делают круг в воздухе и потом летят прямо домой.

— Но я хочу оставить его у себя, — сказала Девочка. — Он прилетел ко мне раненый. Я его вылечу и выращу, и мой дом станет его домом.

Веснушки ветеринара приблизились друг к другу.

— Этот голубь никогда не останется у тебя. Почтовый голубь не принадлежит человеку, он принадлежит месту. Когда он возвращается, его хозяин, конечно, очень рад, но голубь прилетел не к нему. Он вернулся в свой дом. По-английски их называют «хоминг пиджн», ты понимаешь? Это более правильно и красиво, чем «почтовый голубь», но трудно переводится на другой язык.

— Может быть, от слова «гомон»? — сказала Девочка. — Они ведь гомонят, когда воркуют.

— Это очень удачно. — Ветеринар бросил на нее удивленный взгляд. — Я должен был сам об этом подумать. «Голубка воркующая, голубка белая, сядь в море на крылья моей лодки…»[26]

— Я буду за ним ухаживать, — попросила Девочка, — вы только скажите, пожалуйста, что давать ему кушать?

— Раненый голубь ест то же самое, что здоровый, главное — два раза в день менять ему воду. Голуби любят мыться и пить, и это очень приятное зрелище. Они пьют, как лошади, — опускают клюв в воду и втягивают ее, а не так, как другие птицы. — И он показал, подражая птице, как она пьет: запрокинул голову назад, вытянул губы и громко зачмокал.

Девочка прыснула от удивления. Доктор Лауфер дал ей мешочек со смесью зерен, которых хватит, по его словам, на неделю, добавил коробку, полную мелких осколков щебня, базальта, земли и яичной скорлупы, снова подчеркнул, как важно менять воду, и наказал ей вернуться за следующей порцией зерен через несколько дней, а если толстый человек на воротах ее не впустит, сказать, что она его гостья.

— А если понадобится, крикни! — сказал он. — Позови нас громким голосом через забор. Это маленький парк. Если мы внутри, мы всегда услышим.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза еврейской жизни

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное