— А я уже почти не хожу в школу. Весь день в голубятне с голубями. Но я выполняю все положенные работы в кибуце и еще читаю книги.
Девочка сказала, что его замечание по поводу чувства направления у голубей очень правильно, «и это касается не только направления, — добавила она, — он всего-навсего стремится домой, а мы уверены, что он хочет доставить важную голубеграмму в Центральную голубятню».
— Мы все, как одна, в этом уверены, — с улыбкой сказал Малыш. И пока они оба смеялись, их взгляды не отрывались друг от друга. Они сели, и он рассказал ей о пришедшей ему в голову идее, посредством которой можно будет осуществить мечту всех голубятников во всех поколениях: научить голубей двустороннему полету — не просто возвращению в одно и то же место, а полету туда и обратно, между двумя голубятнями. Такой полет откроет много новых голубиных возможностей, возбудился он. Почтовый голубь сможет регулярно курсировать между пастухом и деревней, между журналистом и редакцией или туда и обратно между военными частями и верховным командованием.
— И в семье, — сказала девочка. — Или между друзьями. Или теми, кто любит друг друга.
Слёт продолжался три дня, и к его окончанию пришел Толстяк из Зоопарка, неся в руках плетеные и гомонящие соломенные корзинки. Доктор Лауфер достал из них голубей, одного за другим, и раздал их участникам с просьбой, чтобы каждый по возвращении к себе домой запустил своего голубя. В опустевшие корзины он положил голубей, привезенных участниками, и сказал, что они будут запущены послезавтра утром, каждый в свою голубятню.
Участники слёта попрощались друг с другом и разъехались по своим домам и к своим голубятням, а доктор Лауфер, которого жизнь среди животных научила понимать любое вздрагивание век, и оттенок кожи, и дрожь мочки уха, попросил Малыша остаться еще немного и помочь Девочке снять схемы и плакаты и отнести их и корзинки с голубями в зоопарк.
Теперь Малыш и Девочка остались наедине. Они сняли со стен картины и плакаты, аккуратно свернули их, чтобы не помять, и, когда нагнулись поднять корзинки, их лица сблизились. Они разом выпрямились и прижались друг к другу.
Она наклонилась к нему и прикоснулась губами к его губам, а он с силой обнял ее и, сам не понимая, что делает, приподнял ее блузку и стал целовать ее соски.
Она вздрогнула и застонала, ее рука опустилась, нашла и с силой охватила, но прежде, чем она успела сделать что-то еще, Малыш тоже застонал и с нетерпеливой порывистостью подростка выплеснул свое семя в ее ладонь. Какая-то тоскливая пустота тотчас вошла в его сердце, хотя Девочка была совсем рядом. Ни жив ни мертв стоял он рядом с ней, словно вмиг утратил и силы, и молодость. Она ощутила, как горячая струя стекает сквозь ее пальцы, и содрогнулась всем телом. Ей никогда не приходило в голову, что она обладает подобной властью.
Малыш опомнился и стал торопливо и смущенно искать тряпку, чтобы вытереть свое тело и ее руку. Но Девочка отшвырнула тряпку, медленно провела ладонью по его лицу и потянула его за собой на землю. «А теперь и ты потрогай меня так же», — сказала она.
Молод он был и не различал, кто из них сейчас больше боится и замирает от наслаждения — его тело или ее тело, его горячая дрожащая рука или ее теплая и влажная укромность, — и способен был лишь удивляться, кто это вдруг даровал его пальцам чувство вкуса и способность видеть. И хотя он не понимал еще всех сигналов своего тела, в эту минуту его уже мучило желание познать всю ее целиком, всё, что составляет ее тело, и не одними только прикосновениями, а на самом деле, сразу всеми своими чувствами. Познать, что это за нежное чудо, которое находит и гладит сейчас его рука, и не только на ощупь — его глубокую бархатную мягкость, но прижавшись к нему губами, и вдыхая носом, и глядя глазами, и даже напрягая слух, — вправду ли оно похоже на то, что чувствуют сейчас его пальцы?
Девочка взяла его руку и сдвинула вверх, на живот.
— Больше не надо, — сказала она, — я больше не могу.
Они еще немного полежали рядом, дивясь своей силе и слабости и слизывая: он себя, с ее руки, и она себя, с его. Потом поднялись, привели в порядок одежду и взяли корзинки с голубями. Вначале они шли молча, немного смущенные, потом, уже улыбаясь про себя, свернули по длинному пологому спуску в сторону зоопарка.
В конце спуска тянулся песчаный участок, в начале которого росли несколько сикоморов и еще видны были остатки прежней цитрусовой плантации, а на дальнем краю начинался подъем к бассейну и зоопарку. Сегодня, когда я прохожу там в обратном направлении, я представляю себе те деревянные доски, что лежали там «до того, как здесь была мостовая», и как Малыш не хотел идти по ним ни перед Девочкой, ни за ней. Он шел рядом, его ноги вязли в песке, а сердце радовалось и уже томилось печалью. Как близка разлука! Она останется здесь, в Тель-Авиве, а он вернется домой. В свой кибуц, к своей голубятне.
Глава двенадцатая
Зазвонил телефон. Высокий мужской голос сообщил мне, что мы с женой прошли приемную комиссию.