Голубь мира

«Знайте, внуки, помните слова старой бабки вашей, — говорила она. — Такие вот „Никифоры“ повсюду среди людей. Они ходят как человеки, да во всем на них похожи, но внутри них нет ничего человеческого. Только и знают они, что о животе своем заботиться, длить век свой во мраке, да похоть тешить. Другие люди для них — что-то навроде комаров жужжащих, да и то комар поди больше уважения в них сыщет. Когда придет враг (бабка сказала с полной уверенностью, что враг непременно снова придет), они тут же к нему переметнутся, потому что нет для них, кроме себя, ничего святого. И никакого дела здесь нет ни в политике, ни в борьбе за свободу, ни в че таком. У них никаких принципов нет, кроме себялюбия. Они будут убивать детей, будут насиловать, истязать и резать… потому как никого другого, после себя за человека не держат. Поверьте уж мне, внучки, со времен войны ничего в них не поменялось, и сами они никуда не подевались, теперь только личины у них другие. Учитесь узнавать их среди людей, бойтесь повернуться к ним спиной, и, когда придет враг, первыми их истребляйте, иначе они истребят вас…».

* * *

Бабка Авдотья умерла через несколько дней после того «праздничного» обеда. Она будто смогла наконец расслабиться и расстаться со своей изношенной плотью. Многие на похоронах даже видели слабую улыбку на устах усопшей. Особенно сильно эта улыбка, неким надменным оскорблением, раздражала «родственничков», узнавших от Ромы с Викой о судьбе бабкиной квартиры. «Вот старая ведьма, — думали они, — мало того, что не дохла чуть не до ста лет, так и еще и хату зажилила!» Конечно, в таком именно виде недовольство оформлялось в лишенных бремени морали головах Виталия и Светланы.

Долгую и очень сложную жизнь прожила Авдотья и ушла из нее с ощущением полноценности и завершенности бытия. Многое, впрочем, из своей биографии унесла она с собой в могилу. Избегая кощунства и принимая во внимание безмерное уважение к памяти о человеке, можно упомянуть лишь об одном факте, что соединился с небытием вместе с бабкой Авдотьей.

После войны, где-то через полгода, уволилась она в запас. Ввиду секретности проводимых СМЕРШем операций, с Авдотьи была взята расписка, согласно которой, пробыла она всю войну в эвакуации и была труженицей тыла. Ну, подумала она, ради Бога! Придет время, когда можно будет, тогда и откроется всем ее правда. Начала жить Авдотья мирной жизнью с того, что уехала на Урал, к брату и отцу, которых успели эвакуировать из Орла за несколько дней до оккупации. Других родственников у нее не осталось, потому ехать-то было ей больше некуда, а одной оставаться совсем не хотелось. Отец и брат были несказанно рады Авдотье, тому даже не столько, что она вдруг явилась, а что вообще жива.

В общем, зажили одной семьей. Устроилась Авдотья работать на завод (хлопотало бывшее начальство) и проработала на нем без малого двадцать лет. За эти годы успела она выйти замуж и овдоветь. А после, как было сказано, начала заводить белых голубей. И вот первого голубя, Мишку, завела она сразу после исчезновения своего мужа. Обстоятельства же этого исчезновения не были известны никому, кроме самой Авдотьи.