Голубь над Понтом

О чем он думал в это мгновенье? Или вспоминал яркий запекшийся от поцелуев рот Анны? Ее нежные руки? Сколько женщин он целовал на своем веку? Смуглых пленниц из шатров, сделанных из верблюжьей шерсти, сероглазых славянских дев, холодных варангских дочерей, черноглазых хазарок, христианок из Херсонеса! Чем были для него женщины? Добычей войны. Но увидев наше поклонение перед сестрою базилевсов, услышав наш почтительный шепот в ее присутствии, он понял, что Анна не похожа на других женщин, ангел, слетевший в его варварскую страну. Он смотрел на Анну влюбленными глазами, а она улыбалась ему в ответ. Неужели она забыла в объятиях этого человека о судьбе ромеев?

Я сидел на камне под прибрежным дубом с раскрытой книгой Иоанна Геометра в руках и смотрел на быстрое течение воды. Мы только что перешли последний порог. Снизу доносился его шум, похожий на отдаленный рокот моря. Перетащенные ладьи стояли у берега, уткнувшись в песок. Вечернее солнце покрывало пурпуром речные струи. На фоне золотого неба отчетливо застыли черные кони квадриги, конские ноги, взлетевшие в легком порыве в пространство, и было видно каждое острие на солнечной короне героя. На берегу дымились костры, на которых руссы жарили добычу лесных охот – огромных черных вепрей и лебедей. Запах жареного мяса мешался с запахом дыма, с вечерней свежестью воды.

Подперев голову рукою, откинув полы серого дорожного плаща, я сидел на круглом камне и смотрел на полуголых воинов, рассекавших туши животных, на дубы, листва которых была в слоистом синеватом дыму, поднимавшемся от костров и плывущем в воздухе. Когда мой взор находил ромейский корабль, с такими усилиями доставленный в скифские пределы, я отворачивал лицо, чтобы не терзать себя. Напротив хеландии, на берегу был разостлан ковер, и Владимир сидел рядом с Анной, окруженный друзьями. С ними он делил сражения и пиры. По своему варварскому обычаю, они пили вино. Окованный серебром рог переходил из рук в руки. Три слепца, опустив на грудь белые бороды, перебирали струны варварских лир. До меня доносились в тихом вечернем воздухе рокот струн, возбужденные голоса, бульканье изливавшегося из сосуда вина. Владимир крикнул лирникам:

– Спойте нам песню про синий Дунай!

Лирники рванули струны. Князь слушал, закрыв глаза, забыв о турьем роге, который предлагали ему осушить друзья. Когда слепцы начали строфу о великом русском герое, погибшем где-то в этих местах, на берегах Борисфена, слеза скатилась на светлый ус князя. Анна смотрела на него сострадающими женскими глазами, как будто она была не Порфирогенита, а самая обыкновенная женщина, покупающая для мужа овощи для похлебки, пекущая хлебы, моющая на портомойне одежду.

Необыкновенная тишина стояла над берегами Борисфена, нарушаемая только далеким шумом воды. Угомонились птицы. Сильнее запахло речной сыростью. Далеко в степях ржали русские кони.

Слепцы пели:

Тогда Святослав посмотрел на прекрасное солнце,
В последний раз вздохнул и рухнул, как дуб…

Проходивший мимо пресвитер Анастасий сказал мне по-гречески:

– Чтением услаждаешь душу?

Я не пожелал ответить ему и отвернулся. Вид этого предателя был мне ненавистен. Но Анастасий продолжал:

– Книжные слова утешают нас среди горестей…

– Каких горестей? – не выдержал я.

– Разве мало огорчений выпало на долю ромеев?

– Ромеи непобедимы, – сказал я, – а тебя, предавшего христиан, ждет геенна огненная.

Анастасий постучал пальцем по лбу.

– Хитры, как змеи, ромеи, но разум ваш мал. Свет христианства для всех людей. Даже для варваров.

Анастасий по происхождению был славянин. Что ему Рим!

Вместе с русскими воинами, пользуясь надежной защитой от кочевников, в Самбат направлялись из Херсонеса купцы. Среди них один иудей по имени Авраам. Он ехал с тремя сыновьями в Самбат по торговым делам. Хотя этот был израильтянин, потомок тех, которые распяли Христа, но я не пренебрегал беседами с таким любопытным человеком. Он рассказывал мне о своих путешествиях, о хазарских городах и обычаях, о славянском городе Фраге, где строят дома из каменных материалов.

– Славян много, как песчинок на морском берегу, – говорил он, – если найдется человек, который объединит их, они покорят весь мир.

По обычаю хазарских купцов, Авраам носил меховую шапку, длинный кабат, опоясанный пестрым платком, широкие сарацинские штаны. Борода у него была, как у библейских патриархов.

– Удастся это Владимиру?

Авраам пожал плечами.

– Никому не известно, какая судьба приготовлена для руссов Всевышним. Хазары говорят, что первого русского воина вскормила своими сосцами собака. Оттого-то они и бросаются на всех, как псы. Они жадны и хотели бы обладать всем на земле. Страшные люди! Посмотри на их мышцы! Кто может противостоять такому народу? Была Хазария, страна золота, и нет теперь Хазарии! А им что! Размножаются, как песок морской. Сегодня неприятель сожжет их город, а завтра они построят новый. Они неуязвимы в своих пространствах.