Голубая дама

Мы ехали конь о конь по едва приметной дороге, пересекающей, словно крытую белой скатертью, снежную степь. На всем пути граф с трогательным попечением убеждал меня, не тревожась, отдохнуть в деревне, ждать приезда Юрия Тимофеевича, который, конечно, не замедлит… Стараясь развлечь меня, обращался к своим неисчислимым историческим анекдотам. К примеру, когда лошадь моя споткнулась, граф заявил: «Пятьдесят палок ей». Именно так поступил один из русских царей. Наказал лошадь за то, что она «провинилась перед императором».

В заснеженном хвойном лесу ждал меня новый сюрприз. Они шли такой цепочкой, что казалось, я потеряю способность удивляться. Близ опушки нас встретил рыжий весельчак Гордей. Все его веснушчатое лицо, рыжие глаза сверкали радостной улыбкой.

— Юлия Андриановна! — всплеснул он руками. — Да я ж тебя не признал сразу-то! Смекаю, что за справный солдатик. И как ловко волосы подстригла.

— Вот теперь, Гордей, совсем уверишься, что я — оборотень.

— Ладно тебе насмешничать-то. Насмешничать ты мастерица. А я слышу — сорока стрекочет, гостей пророчит. А ты баяла — не свидимся. Ить приехала. Поди, зажурилась без меня… За мной, за мной езжайте, ваше благородие, — перебил он себя.

Я люблю зимний лес. В нем, даже белоствольно-березовом, есть нечто величавое. А в хвойном, сосновом да еловом — тем паче. В иное время я бы залюбовалась этим лесом, но теперь оставалась почти безучастной к нему, размышляя о том, какие еще ждут меня неожиданности.

Гордей ходко шагал лесной тропинкой. Мы гуськом ехали за ним. Тропа вывела нас к маленькой дряхлой избушке. О таких избушках в стародавних сказках говорится, что ставлены они на курьих ножках, и казалось мне: сейчас выйдет на крылечко баба Яга с клюкой. Но вышел высокий мужик, с глубоким шрамом от виска через всю щеку.

— Проходите, грейтесь, — глядя на одну меня, пригласил он.

Только услышав голос, узнала я того человека. Это же мой спаситель. Мой Ваньша. Но откуда шрам? Впрочем, тут же догадалась: шрам застарелый, а не заметила я его потому, что он был скрыт волосами.

— Ваньша! — окликнула я. — Это же вы.

— А я думал, не признаешь, барыня, — сдержанно улыбнулся Ваньша. — Ну проходите, проходите.

Небольшой камелек в избушке пылал жаром. Видно, ожидая нас, затопили его давно.

Мы сели вокруг скобленого стола.

Ваньша кивнул Гордею:

— Достань, Демидыч.

— За мной, Ваньша, дело не станет, — задрав клочковатую бороденку, ответствовал Гордей. — Мне для милых гостей не жаль и костей — ешьте, дружки, набивайте брюшки по самые ушки…

А сам уже уставлял стол мясом, солониной, флягами и бутылями, мисками и чашками. Налил мне из одной бутыли:

— Слабенькое, для вас в самый как раз, Юлия Андриановна.

Потом потянулся к чашке поручика:

— Не побрезгуешь, ваше благородие?

Граф сдержанно наклонил голову.

— Стало быть, со свиданьицем, — тепло сказал Ваньша, снова обращаясь только ко мне.

Все выпили. Отдававшее медом вино показалось мне легким и приятным, а вяленое мясо очень вкусным.

Гордей сызнова разлил.

— Теперь о деле, — чуть пригубив, начал поручик. — Юрий Тимофеевич…

— О деле мне все известно, — по-прежнему не глядя на него, перебил Ваньша. — Извольте передать, все исполню, как лекарь наказывал. Пущай будет в надежде.

— Прекрасно, — так же, не глядя на Ваньшу, ответствовал граф и достал из кармана пачку ассигнаций.

— Это вам.

Ваньша потемнел, а шрам на его суровом лице будто набух кровью. Сделалось тихо, только Гордей невозмутимо и вкусно похрустывал соленым огурцом.

— Деньги, ваше благородие, при себе извольте оставить, — трудно вымолвил Ваньша. — Мы не баре и не чиновники. За добро мзды не берем.

Граф побледнел, но сдержал себя.

«Сколь прекрасная открывалась возможность для дуэли, — внутренне улыбнулась я, — сколь прекрасная, будь этот Ваньша дворянином!»

— Должен откланяться, — повернулся ко мне Григорий Львович и с чувством поцеловал мою руку. Я обняла и поцеловала его на прощание. На глаза выступили непрошеные слезы.

Граф кивнул мужикам, и через минуту я увидела его в затянутое бычьим пузырем окошко, покачивающимся в кавалерийском седле.

— Ну что, барыня, — сказал Ваньша, и в басовитом голосе его теперь слышалось мягкое доброжелательство. — Не чаяла оказаться в гостях у Сороки-беглеца? Зато отдохнешь у нас, все обиды забудешь.

Вскоре мы выехали. Я ехала среди моих вожатых. Они мне дали своего коня. Лошадка не рослая, но выносливая и даже, судя по кличке Горец, привычная к горной местности.

Дорога сначала вела по тайге, но по мере того как мы углубились в горы, лес редел. Чаще стали встречаться карликовые березки да одинокие, любящие простор кедры.

У нас в костромских лесах я не раз встречала могучие раскидистые дубы. Только они могут соперничать с кедрами по своему величию. Темно-серый, чешуйчатый ствол кедра уходит далеко вверх, а там, в высоте, пирамидально разветвляется его божественная крона. Глядя на эти кроны, я так задирала голову, что мужики смеялись надо мной: «Свернешь шею!»