Голубая ива

Все ее чувства мгновенно всколыхнулись, голова была неприлично пуста, по телу разлилось непонятное тепло. Эта утрата контроля над собой ужаснула и разозлила ее. Она не могла двинуться с места. Ожидая, что он придет — всю свою жизнь она ожидала этого, — Лили поэтому ненавидела его.

Артемас оглядывал коробки на крыльце старого дома, При взгляде на открытую входную дверь его охватило волнение. Голубовато-зеленые ивы высились в нескольких ярдах за домом, образуя величественный фон, который прекрасно сохранился в его памяти. Ветер шелестел верхушками деревьев, и по берегам ручья дружно квакали лягушки.

Смутное предчувствие заставило его затаить дыхание. Где она? Надо найти ее и сделать все от него зависящее.

«Я всегда буду возвращаться сюда к Лили. Снова и снова», — печально подумал Артемас.

Он медленно повернулся, обозревая двор и поля, не в силах стряхнуть какую-то истому. Дыхание перехватило от неясного предчувствия.

Блуждающим взглядом юноша окинул старый амбар с остроконечной жестяной крышей и… ощутил острую боль.

«Лили!»

Он видел всего лишь одну фотографию испуганной и потому особенно привлекательной девочки, но нисколько не сомневался, что высокая стройная девушка на сеновале, с вызовом глядевшая на него, — Лили. Он быстро пошел, почти побежал к ней, зная, что она не сводит с него глаз.

С каждым шагом выявлялись милые мелочи: волосы, сохранившие цвет фантастической лилии, толстой косой заброшенные за плечо, полная грудь, крутые бедра. Свободные шорты в сочетании с обычной тенниской, облегающей ее фигуру, лишь придавали ей привлекательности, оттеняя женственность и непримиримую силу.

Она следила за его приближением коварным, опаляющим взглядом блестящих голубых глаз, нахмурившись и стиснув зубы. Все в ее позе внушало угрозу. Величественная осанка полностью разрушила ее образ, все то, что он ожидал и к чему себя готовил.

Артемас выдержал осуждающий взгляд.

— Тебе исполнилось всего шесть лет, когда я видел тебя в последний раз. — Голос его охрип от волнения.

Она все так же гневно смотрела на него, не произнося ни слова. Он поборол желание крикнуть, оправдаться перед ней.

— Ты рассердилась, потому что не поняла ситуации, а я не знал, как лучше объяснить. Ты была ребенком… как и я, но теперь мы не дети. Я не разочаровал тебя раньше, не разочарую и теперь. Спускайся, давай поговорим.

Она спокойно поставила ногу на крюк ворота и дернула туго натянутую веревку. Артемас затаил дыхание. Лебедка скрипнула в последний раз, она ступила на землю рядом с ним. От неожиданной близости атмосфера наэлектризовалась. С мертвенной бледностью на лице, не считая розовых пятен на щеках, она отшвырнула веревку в сторону и посмотрела на него в упор, дрожа от негодования.

Неожиданная искра чувственности, вспыхнувшая между ними, уничтожила все слова. Девушка была на грани срыва, молниеносно, с какой-то дикой свирепостью она ударила его. Тяжелая кожаная рукавица ничуть не смягчила бы удара, но он перехватил ее руку. Удар пришелся ему по голове. Ее лицо исказилось от досады, девушка снова замахнулась.

На этот раз он вынужден был действовать: обхватил ее за плечи и встряхнул с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Резким движением он привлек ее к себе, вывернул руки, а другой рукой схватил за косу. Она пыталась вырваться, хрипя от негодования и пиная по лодыжкам.

Артемас уже ощущал ее дыхание, взгляды их встретились.

— Я не знал, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Не знал, что нужен тебе. Я никогда бы так не поступил.

— Лгун! Проклятый лгун! На самом деле тебе наплевать!

Она боролась изо всех сил, стараясь его руками причинить себе ощутимый вред.

— Прекрати! — прорычал он. — Послушай.

Она перестала вырываться, но смотрела по-прежнему недоверчиво и с видимым отвращением.

Он тяжело вздохнул:

— Тамберлайн — он говорил с тобой в Нью-Йорке — имел указание отшивать любых посетителей. Вот почему он сказал, что я не хочу тебя видеть. Это не так.

Ее глаза презрительно сощурились.

— Но я писала тебе, и ты мне не ответил. Писала, что мои родители погибли. Твоя дружба мне куда дороже, чем деньги.

— Я перестал читать твои письма. Я не знал, что ты потеряла родителей и нуждаешься в деньгах. Я не имел понятия о том, что ты приезжала в Нью-Йорк два месяца назад, и узнал об этом только сегодня утром. Поверь.

Он все еще не отпускал ее, словно таким образом мог укротить; она все еще смотрела вызывающе, но вместе с тем в глазах Лили застыли боль и удивление.

— Узнал бы, если бы захотел, — настаивала она. — Почему ты больше не писал мне?

Правда о его хладнокровной сделке с сенатором де Вит-том навсегда бы похоронила его в ее душе. Пришлось объясняться, нелепо, жестоко — но объясняться.

— Я теперь не один и хотел в конце концов написать тебе о ней.