Голубая книга сказок кота Мурлыки

Но Маринетта так настаивала, так горячо защищала волка и так горько плакала, что старшая сестра наконец сдалась. И вот Дельфина уже пошла было к двери, но, вдруг рассмеявшись, передумала и, пожав плечами, сказала обескураженной Маринетте:

— Нет, это все-таки было бы слишком глупо!

И Дельфина посмотрела волку прямо в глаза:

— А вот что вы на это скажете, волк? Я ведь забыла о Красной Шапочке. А ну-ка поговорим о Красной Шапочке, как, вы не против?

Волк сокрушенно опустил голову. Такого он не ожидал. Слышно было, как он там, за окном, всхлипывает.

— Это правда, — признал он, — я ее съел, эту Красную Шапочку. Но уверяю вас, я раскаялся, меня уже давно мучают угрызения совести. И теперь я бы ни за что…

— Да, да, все так говорят.

Волк ударил себя в грудь и торжественно произнес:

— Даю вам честное слово, если бы это случилось сейчас, я бы скорее умер с голоду!

— И тем не менее, — вздохнула Маринетта, — Красную Шапочку вы съели.

— Я и не спорю, — согласился волк. — Я ее, понятное дело, съел. Но это был грех молодости. Это было так давно… А каждому греху — прощение, разве нет… И потом, если бы вы только знали, сколько шума поднялось из-за этой девчонки! Послушайте, ведь до того дошло, что меня обвинили в том, будто я сначала съел бабушку, так вот, это вообще вранье!..

Тут волк захихикал, видно, просто не мог удержаться, и даже, кажется, не понимал, что делает.

— Нет, вы только подумайте! Есть бабушку, когда у меня на обед такая свеженькая девчушка! Не такой я дурак…

При этом воспоминании волк не смог удержаться и несколько раз облизнулся, проведя своим длиннющим языком по отвислым губам и обнажив страшные острые зубы. Зрелище это вряд ли могло успокоить девочек.

— Волк! — закричала Дельфина. — Вы обманщик! Если бы вас и вправду мучили угрызения совести, вы бы так не облизывались!

Волку стало стыдно, что он позволил себе облизнуться при воспоминании о пухленькой девчонке, так и таявшей тогда во рту. Он ведь чувствовал себя таким добрым, таким порядочным и вовсе не желал в этом сомневаться.

— Простите, — сказал он, — это у меня дурная семейная привычка, наследственное, но это ничего не значит…

— Тем хуже для вас, раз вы так дурно воспитаны, — заявила Дельфина.

— Не надо так говорить, — вздохнул волк, — я весьма сожалею…

— Есть маленьких девочек! Это тоже семейная привычка? Поймите, вам обещать не есть больше маленьких девочек — это все равно что Маринетте обещать никогда больше не есть сладкого.

Маринетта покраснела, а волк попробовал возразить:

— Но клянусь вам…

— Не надо, хватит, и идите-ка своей дорогой. На бегу и согреетесь.

Тут волк ужасно рассердился: как это они не верят, что он добрый.

— Да что же это такое? — закричал он. — Правды знать никто не хочет! Вы отбиваете всякую охоту быть честным! Никто — слышите — никто не имеет права отвергать благие намерения, а вы это сейчас делаете. И знайте: если я когда-нибудь еще раз съем ребенка, виноваты будете вы!

Эти слова волка сестричек, конечно, напугали: легко ли брать на себя такую ответственность, да и потом, не ровен час угрызения совести замучают. Но острые волчьи уши так подрагивали, глаза поблескивали так свирепо, а клыки так страшно торчали из приоткрытой пасти, что они в ужасе боялись даже пошевелиться.

Волк быстро понял, что запугиваньем ничего не добьется, попросил прощения за свое поведение и попробовал упросить девочек. И пока он говорил, взгляд его мало-помалу затуманивался нежностью, уши улеглись, а нос он прижал к оконному стеклу, и теперь его физиономия была похожа на мягкую коровью морду.

— Видишь, он не злой, — сказала младшая сестричка.

— Может быть, — ответила ей Дельфина, — может быть…

Голос волка стал таким умоляющим, что Маринетта не выдержала и пошла к двери. Дельфина, испугавшись, схватила ее за волосы. Та дала ей оплеуху. Дельфина в ответ — тоже. Волк за окном отчаянно разволновался и сказал, что уж лучше он уйдет, чем позволит поссориться самым очаровательным белокурым девочкам на свете. Он и в самом деле отошел от окна и побрел прочь, содрогаясь от рыданий.

«Как это ужасно, — думал он, — я такой добрый, такой хороший, а они не хотят дружить со мной. А я бы стал еще лучше, я бы даже ягнят есть перестал».

Тем временем Дельфина смотрела, как волк, хромая на одну лапу, уходил, дрожа от холода и слез. Ей стало стыдно, и она закричала в окно:

— Волк! Мы вас больше не боимся… Идите скорее сюда, в тепло!

А младшая уже открыла дверь и бежала навстречу волку.

— Боже мой! — вздыхал волк. — Как уютно у очага. Дом, семья — что может быть лучше? Я так и думал.

Сквозь слезы умиления смотрел он на девочек, все еще опасливо державшихся поодаль. Вылизав больную лапу и обогревшись у огня, он стал рассказывать обещанные истории. Девочки подсели поближе и, не отрываясь, слушали рассказы волка о приключениях лисицы, белочки, крота и трех зайцев с лесной опушки. А некоторые истории оказались такими забавными, что волку пришлось повторять их по два, а то и по три раза.