Голубая кровь

«Вы знаете. — начала она. — мы бы хотели устроиться к вам на работу.»

Женщина вытаращила глаза: «На работу? Какую работу?»

«Ну, трупы обмывать. Нам сказали, что за это хорошо платят.»

Женщина так и остолбенела с открытым ртом. В ее глазах появился ужас. Наконец она проговорила: «Девочки, если вам надо подработать, идите на „Ленфильм“, а здесь здоровые мужики с трудом справляются».

«А что, они такие тяжелые? — не отставала Маруся. — Мы думали, их на пол и из шланга…»

«Да, тяжелые, очень и вообще… Вы не сможете…» — устало ответила женщина.

Тут Маруся отошла в сторону, и ее взгляд случайно упал на приоткрытую дверь, где она увидела чье-то голое мускулистое плечо и лысую голову. На железной каталке лежал мужик; то есть «это», синевато-серое, жуткое, неподвижное, когда-то было мужиком, а теперь «это» было тем, что они собирались обмывать. Маруся поскорее отвела глаза. Ее затошнило, и ноги стали ватными.

«Идите, идите отсюда,» — женщина пошла вслед за ними и закрыла дверь.

На улице светило солнце, уже появились зеленые листочки. Маруся оглянулась на окно морга, там по-прежнему горела синяя лампочка.

«Пойдем, покурим,»- стараясь говорить, бодро предложила Маруся подруге. У подруги лицо было зеленого цвета. Она дрожащими руками достала из портфеля пачку болгарских сигарет «София», это были длинные сигареты белого цвета, «долгоиграющие», как они их называли, зашли в парадняк и поднялись на самый верхний этаж, к чердачной двери. Здесь им никто не мешал, они долго курили, стараясь заглушить все преследовавший их неприятный запах. Напротив было тусклое серое лестничное окно, и казалось, что во дворе пасмурно.

* * *

Все стало сплошным туманом из которого лишь изредка выплывали безобразные рожи сморщенные кривые подслеповатые иногда встречались красные с мутными глазами Приходилось идти ощупью опираясь на вехи на палочки не зная где они попадутся Золотые звездочки вихрем поднимались вверх и лицо со злобным прищуром расплывалось становилось огромным потом их становилось много Вокруг бегали крысы и тараканы Крысы обнаглели они лезли пищали у них были длинные голые хвосты и человеческие морды

В огромной черноте отделялась какая-то плоскость и медленно опускалась потом все менялось местами Вдруг получился колодец в него тянет тянет Хлопнула дверь Там за дверью в ванной заперлась она чтобы не слышать этот странный голос который все говорил и говорил без остановки Голос менялся то высокий то низкий переходил в визг в шепот не умолкая Стулья расставлены вокруг стола Сейчас сюда придут люди много людей Они будут говорить все выясниться надо купить что-то к чаю Можно и не ждать они уже пришли они говорят

Если открыть окно и прыгнуть то полетишь Это искушение от Диавола Но ведь полетишь иначе как проверить?

Не мешайте Он говорит и его слышит вся страна Железныи голос проникает всюду сквозь каждую дверь окно слышат все никто не может от него скрыться

Когда идет дождь можно спокойно и долго спать и приятно слышать как он стекает на жестяной подоконник.

x x x

«Галя мне сказала, что при увольнении меня, наверное, лишат премии. Насмешили! Мне их премию Гюнтср выплатит в десятикратном размере, когда приедет. Хотя, конечно, жалко денег, вообще-то, я не миллионер. Я же тоже должен его принять, а для него всю жратву на рынке покупать нужно, того он не жрет, этого он не жрет. Если бы он не был иностранцем, я бы ему сказал! Мы зашли с ним в кафе-автомат на Невском, — так он заявил, что это как хлев, следовало бы сделать там жестяной желоб и привязать на цепочках много ложек — чтобы все хлебали. Большая экономия на посуде и посудомойках. Он даже поспорил с моей соседкой Шуркой. Она ему доказывала, что в кафе-автомате все очень вкусно. Наверное, боялась, чтобы он на нее куда-нибудь не настучал.

Вечером мы с Марусиком должны были идти в ресторан. Я познакомился на пляже с двумя австрийцами, одного зовут Торгом, другого — Клаус. Они приехали сюда изучать русский язык. У Торгома мать была армянка. Они хорошо говорили по-французски, а по-русски только учились, поэтому Марусик должна была мне все переводить.

В восемь часов Марусик зашла за мной. Она очень странно нарядилась, в какую-то розовую ночную рубашку с вышивкой на рукавах. Но я ей, конечно, сказал: „Марусик, куколка моя, какая ты красивая!“ Я всегда так говорю бабам. На них это хорошо действует. Я же надел свои любимые черные брюки и зеленую шелковую блузочку с застежкой сбоку, она вроде косоворотки. На ноги я надел коричневые туфли на каблуке с серебряной пряжкой, расчесал волосы, они у меня так прекрасно лежат, что и фен не нужен — вымыл голову, расчесал — и готово!

„Ах, Павлик, ты просто красавец!“ — сказала мне Маруся, и мы пошли пешком по Фонтанке.