Голубая кровь

Аддон нахмурился и поманил сына поближе.

— Хочешь попросить ее стать твоей женой?

— Ну-у да, — немного замялся юноша.

— Не торопись, сынок. Еще не время, поверь отцу.

— Из-за Руфа? — сразу потемнел Килиан.

— Вовсе нет. Это из-за самой Уны. Позже ты поймешь, что именно я имел в виду. А пока не требуй от нее ответа. Если хочешь, чтобы перед сражением душа твоя была спокойна, можешь просто сказать ей о том, что ты ее любишь, — это достойно мужчины и воина. А взаимных признаний не жди и замуж не зови.

— Не понимаю я тебя, отец.

— А тебе и не следует меня понимать, — жестко ответил Кайнен, — тебе следует хотя бы иногда прислушиваться к моим советам. Тогда всем будет легче: и тебе, и нашей девочке, и нам с матерью.

— Может, ты хочешь выдать ее замуж в другой лан — не унимался молодой человек. — Чтобы ни мне, ни Руфу, а какому-нибудь чужаку? Нашу кровь отдать на сторону?

— Иногда ты меня злишь, — признался отец, глядя на сына из-под сдвинутых бровей. — Если бы я хотел выдать Уну замуж за кого-нибудь достойного я так бы тебе и сказал. Но решаю не я. Пойми это упрямец. Или хотя бы постарайся понять…

— Пойду проверю доспехи еще раз, — буркнул Килиан, стараясь не поднимать глаз на отца. — Пока есть возможность. С Уной поговорю, если получится. И твой совет не забуду. — Он повернулся и вышел.

Редкий мужчина из клана Кайненов брал в жены единокровную сестру. Это не запрещалось законами Рамора, но случалось не так уж и часто. Аддон подозревал, что сын предполагает именно эту причину неявного несогласия родителей с его женитьбой на У не. Глупышка… Знал бы он, что происходит на самом деле.

Килиан нашел сестру у крепостной стены, где она помогала другим женщинам связывать сено в плотные пучки. Потом их будут поджигать и сбрасывать на головы нападающим.

— Уна, нам нужно поговорить.

— Сейчас, погоди немного.

/Как смешно и нелепо. Я хотела услышать признание в любви перед этой битвой, и мое желание сбылось. Боги любят пошутить над людьми и сделать все по своему усмотрению. Какой же у него торжественный вид… Смешной. Милый. И что теперь делать? Единственная отговорка — он мой родной брат. Ну и что с того? Но ведь не огорчать же его теперь, накануне сражения…/

Килиан нервно одернул на себе плащ, зачем-то поправил на голове сверкающий шлем, затем снял его и взял в руку. Никак не мог найти нужные слова и нужное положение. Его тело внезапно стало мешать своему владельцу. Всегда ловкое, гибкое и сильное, сейчас оно показалось неправдоподобно неуклюжим.

Молодой человек покраснел и забарабанил пальцами по начищенным доспехам.

— Что тебе, Ки?

— Давай отойдем в сторонку.

— Как хочешь. Ну, что ты хотел мне сказать, Килиан? Я тебя слушаю.

— А могла бы и не слушать, — выпалил молодой человек, разгораясь еще более ярким румянцем. — Ты же и сама все понимаешь. Я люблю тебя. Давно люблю, еще с детства. Помнишь, я дразнил тебя сетсой, ты обижалась и колотила меня, а я никому не жаловался и не признавался матери, откуда у меня синяки?

Уна звонко рассмеялась, словно горный ручеек прокатился по камешкам.

— Не смейся. Это я уже тогда любил тебя. И мечтал, чтобы ты была какой-нибудь знатной шэннской дамой, а я бы тебя украл, как отец похитил нашу маму. А потом я мечтал, чтобы тебя похитили мехолны, а я спас. Или чтобы ты сломала себе ногу где-нибудь в горах, а я нес бы тебя на руках…

— Очень мило. — Уна хохотала так, что у нее даже слезы потекли. Отсмеявшись, она приняла грозный вид. — То есть ты только и делал, что мечтал о том, чтобы со мной приключилась какая-нибудь неприятность. Хороша же твоя любовь…

— Вот ты всегда ко мне цепляешься, с самого детства! — вспылил Килиан. — Я тут распинаюсь, рассказываю, как сильно люблю, а ты издеваешься.

Если меня убьют, ты, конечно, пожалеешь о том, что была со мной неласкова, — но будет поздно.

— Не говори глупости.

— Я говорю не глупости. Я признаюсь в своих чувствах.

— Нет, глупости. — Она даже ногой притопнула у нас впереди длинная-длинная жизнь; мы выстоим в этом сражении и доживем до следующей осады, а потом переживем и ее. Мы дети Аддона Кайнена, и наше дело — охранять Южный рубеж Рамора. Помнишь, сотник? И не смей говорить о том, что ты погибнешь: я не желаю этого слышать, потому что я не желаю жить в мире, где нет тебя.

И Уна быстро сделала охранительный знак, чтобы не разгневать ревнивого Ягму, который мог наказать смертных, которые неуважительно отзывались о его царстве.

— Правда? — расцвел Килиан, который понял главное: он не безразличен У не. — Ты хочешь, чтобы я жил?

— Конечно. Я хочу, чтобы ты жил, чтобы мучил меня своими глупыми расспросами и дразнил сетсой. А я буду тебя колотить, как в детстве. И мы не скажем маме, отчего ты такой бедный, — она и сама обо всем догадывается.