"Я пошел к Вене. Веня сидел у себя за прилавком и скучал. Около него толклась какая-то старая колода. Она была вся накрашеная. с рыжими волосами, в бантиках, и явно старалась понравиться Вене Она купила у него билет книжной лотереи и тупо тыкалась туда своими подслеповатыми глазками. Потом кокетливо захихикала и говорит Вене: "Молодой человек, посмотрите, пожалуйста, что я выиграла?" А он, даже не повернувшись в ее сторону, отвечает: "Ничего". А она: "Ах, я уже как-то покупала билет художественной лотереи. Там был такой симпатичный продавец, такой симпатичный! Я даже билет сохранила. А с этим билетом что мне делать?'" И она завороженно уставилась на Веню. Веня лениво потянулся и сказал: "А этот билет можете выбросить в урну", - и вдруг громко заржал. Эта старуха даже вздрогнула. Веня немного картавит при разговоре, и когда смеется, весь сморщивается, широко разевает рот и приседает. К этому надо привыкнуть. Тут он увидел меня и явно обрадовался. "Привет, - сказал он, - пойдем покурим". Мы вышли в подсобное помещение, заваленное книгами. Эти книги, по-моему, были никому не нужны, не понимаю, зачем они столько напокупали. Мы сели с Веней на стопку книг, и я рассказал ему о своих планах. Он мне сказал: "Правильно, поезжай. Может повезет и устроишься. Только смотри, станешь жидом, а немцы - народ ненадежный, потом евреи их так достанут, что они опять за старое примутся. И что ты тогда будешь делать? Обратно в русского уже не получится, можешь не успеть."
Вот ведь сволочь какая, и тут настроение захотел мне испортить, из зависти, конечно, он-то уже никому не нужен, старый стал. Я и говорю: "Ну, скоро у нас будет свободный выезд, и можно будет ездить туда-сюда, сколько захочешь." А он: "Свободный выезд - это ты что думаешь - так взял и поехал, да? Все равно нужно будет приглашение показать, чтобы в консульстве тебе разрешили. Сам подумай, кто туда поедет? Вся наша шелупонь туда помчится и поскачет сразу. А им там уличных бродяг не надо. Их там и так хватает, из стран социализма набежали. А у нас нация воров, рэкетиров и проституток. Даже страшно представить, что будет, если мы по свету разбежимся. Туда вот едут такие, и что там делают? Воруют в универмагах и грабят квартиры своих бывших соотечественников. Там у них уже и так полиции не хватает. А он приехал так свободно, нигде не отметился и бродит где-то, рыщет. Как его найти?"
Веня явно не хотел со мной нормально говорить, что-то он совсем озлобился, тоже мне моралист нашелся, забыл, наверное, как сам в универмаге воровал, но я не стал ему ничего говорить, зачем человеку в глаза тыкать.''
x x x
Марусе было жалко, что она больше не сможет играть с Анеточкой. Они с Анеточкой играли в мужа и жену, и целовались взасос, причем Анеточка учила Марусю, как нужно всовывать язык и делать губами Маруся целовала Анеточку, а Анеточка целовала ее. Марусе это быстро надоело, потому что Анеточка была очень слюнявая, и у нее были очень толстые губы, она закрывала Марусе рот и нос, и Маруся задыхалась, но терпела, потому что иначе Анеточка злилась и кричала на нее. Наверное, Анеточка делает что-то не так, как надо, иначе почему в тех индийских фильмах, которые Маруся смотрела в Жмеринке, целовались так подолгу, и им это нравилось. Они бы просто не смогли выдержать так долго, - думала Маруся, но сказать об этом стеснялась. Анеточка хотела быть актрисой, и однажды мама Маруси пригласила в гости своего одного знакомого режиссера, с которым она раньше училась в школе. Маруся тоже хотела стать актрисой и даже пробовала поступать в "Театр Юношеского Творчества" во Дворце Пионеров. На экзамене она прочитала стихотворение Маяковского и не поступила, а Анеточка читала стихотворение про собаку Эдуарда Асадова. Она читала очень проникновенно про то, как бросили собаку, а она была хромая и долго бежала за поездом, пока не упала на рельсы. Маруся потом долго искала это стихотворение, но так и не нашла, потому что тогда ей показалось, что Анеточка сказала, что это стихотворение Есенина, и Маруся просмотрела все его стихи, которые ей очень понравились. Особенно строчки: "Что ты смотришь так синими брызгами, или в морду хошь?"