Голубая луна

Его губы скривились. Я пропустила намек мимо ушей, так как никогда не умела флиртовать. Ничего удивительного. Вместо этого я вытащила тотем из кармана, и вытянула руку ладонью вверх. В центре ладони лежал маленький волк.

Не успела я открыть рот, как Кадотт выхватил камень и поспешно обошел вокруг стола, по пути включив лампу.

— Эй! Это улика, Ловкач!

Профессор ответил ворчанием. Наклонив лампу таким образом, что тотем оказался в круге света, мужчина прищурился, что-то буркнул, а потом вытащил из кармана очки.

— Что это?

— Ш-ш-ш!

Вот и весь флирт. Теперь Кадотт забыл обо мне, поглощенный каменным волком. Ученый бормотал себе под нос и царапал пометки на куске бумаги, который оторвал от чего-то, напоминающего письменную работу студента.

Я уселась на единственный не заваленный книгами стул и стала ждать, при этом рассматривая профессора. Я ничего не могла с собой поделать.

Кадотт был одет не так, как знакомые мне ученые. Но опять-таки, я ходила в профессиональное училище в Мэдисоне. В то время как город имел репутацию рассадника анархии (по крайней мере, в Висконсине), профессора, преподававшие мне полицейские дисциплины, были весьма консервативны. Никто из них не посмел бы надеть выцветшую хлопковую рубашку и еще более линялые джинсы. Не говоря уже о сережке.

Конечно, одного взгляда на джинсы Кадотта оказалось достаточно, чтобы я начала гадать, было ли на нем нижнее белье. То, что мужчина не особо заморачивался по поводу белья под шортами, не означало, что он не надевал его на работу. Я задумалась, как бы чувствовала себя, если бы сидела на его лекции, зная, что под джинсами у него ничего нет. Но, поерзав на стуле, заставила себя прекратить думать о прошлой ночи.

Прошло, наверное, минут пятнадцать, прежде чем он взглянул на меня, поморгав при этом так, словно забыл, что я здесь. Кадотт попытался потереть глаза, но уткнулся костяшками пальцев в очки и снял их.

И почему поведение этого витающего в облаках профессора казалось мне таким привлекательным?

— Ну и? — требовательно спросила я.

— Откуда это у вас?

— Я думала, что здесь я задаю вопросы.

— Я не могу ответить на ваши, пока вы не ответите на пару моих, — сказал Кадотт.

— Ладно. Я нашла это на разделительной полосе сто девяносто девятого шоссе.

Профессор нахмурился:

— Не понимаю...

— Вы тут не один такой. Авария прошлой ночью...

— Со сбитым волком? — Он бросил на меня взгляд, такой же резкий, как и его голос.

— Вот именно.

В одно мгновение его любопытство сменилось рассеянностью. Поняв, что мужчина глубоко задумался, я оставила его в покое до тех пор, пока мое терпение не истощилось. То есть ненадолго. А я и не говорила, что терпеливая.

— Профессор Кадотт?

Мой голос вернул его назад из… где он там был.

— М-м-м?

— Вы можете сказать, что это такое? Кто мог потерять эту вещь? Есть идеи, почему она валялась посреди шоссе?

— Да. Возможно. И ни одной.

Ну что ж, вот что случалось, когда я задавала слишком много разных вопросов. Я начала сначала:

— Что это?

— Тотем или додаим на языке оджибве.

— Ну, это-то я знаю. Но этот отличается от всех других, что я видела в городе.

— Вы имеете в виду фигурки, которые продают две за доллар в магазине футболок?

Я кивнула, и профессор скорчил гримасу:

— Пустая трата вредного пластика. То, что вы нашли, является тотемом волчьего клана оджибве. И тот, кто его потерял, наверное, сходит с ума, пытаясь вернуть тотем.

— Почему?

— Защита семьи, духовная сила, магия.

— Сверхъестественная чушь, — пробормотала я. Я ненавидела мистику.

Профессор быстро и выжидающе глянул на меня:

— Звучит так, будто вы не верите.

— В волшебные камни и духи волков? Вы это точно подметили.

— Думаю, вы верите только в то, что можете увидеть, услышать и потрогать.

— А разве есть что-то еще?

— То, что, как мы знаем, является недоказуемой правдой.

— Наверное, чушь собачья?

— Вера, детектив.

Я фыркнула — моя мать хлопнулась бы в обморок, услышав меня, потому что воспитанной девушке так делать не пристало. А Уильям Кадотт едва улыбнулся.

По какой-то причине, я его умиляла. Как домашний любимец, или ребенок, или слабоумный.

— Вера для дураков, которые не знают, что у них творится в голове, — отрезала я.

В детстве я проводила бесчисленные часы в молитвах, прося, чтобы папа вернулся домой. Но он так и не появился. Столько же времени я молилась о том, чтобы стать такой же, как все. Поэтому молиться я перестала давным-давно.

— Я лучше буду наивным дураком, чем ни во что не верящим человеком, — тихо ответил Кадотт.

Я все-таки верила в определенные вещи — факты, — но не считала нужным сообщать ему об этом. Живя в том краю, где принимали за правду всякие сказки, я быстро смекнула, что спорить с кем-то, кто верит в невероятное, равносильно битью головой о стену. Возможно, однажды и выйдет сдвинуть один кирпичик в этой стене, но, скорее всего, к тому времени ты уже умрешь. Поэтому я сменила тему.

— Как думаете, кому он мог принадлежать?

Профессор отвернулся, а я нахмурилась. Вплоть до этого момента он постоянно смотрел мне в глаза, обращаясь ко мне. Почему же все так внезапно изменилось? Наверное, он не мог врать мне в лицо.