— Вы что там себе думаете по поводу бойлерной, а? — Голос управляющего приобретает твердость металла. — Или вы хотите, чтобы я и дальше выслушивал накачки в комбинате из-за того, что вы не в состоянии разобраться с какой-то паршивой бойлерной? Так вот, голубчики, немедленно, слышите — немедленно! — наведите мне порядок с этим делом! Ты лично мне доложишь, понял?
Вслед за этим в телефонной трубке звучат частые гудки — управляющий уже положил ее.
— Кхэ, — снова кряхтит побледневший Дробанюк. Его плотная, выпирающая из воротника рубашки шея покрылась испариной. Дробанюк расширяет ошейник галстука и, расстегнув воротник, с облегчением отдувается, будто после парной. — М-да…
Затем нажимает кнопку, коротко бросает появившейся в дверях секретарше:
— Пусть зайдет Калачушкин.
— Петр Иванович заболел, — сообщает та и вопросительно смотрит на Дробанюка своими серыми, выцветшими глазами. «Нашел время бока отлеживать», — сердится Дробанюк и только теперь замечает, что секретарша слишком худа и совсем не привлекательна. Где-то в глубине его сознания проносится мысль, что хорошо бы подобрать вместо нее молодую и симпатичную.
— Объявите, что планерка переносится на завтра, — говорит Дробанюк и провожает секретаршу долгим, оценивающим взглядом. Но думает он не о молодой и симпатичной, ему сейчас не до этого, а о том, что надо ехать на проклятую бойлерную. А чем ехать? Он машинально крутит диском телефона и не сразу реагирует на откликнувшийся в трубке зычный голос Ухлюпина.
— Алло? Алло, кто это? — нетерпеливо спрашивает тот. — Какого вы черта молчите?
— Выручай, Юрий Алексеевич, — умоляюще произносит Дробанюк. — Коробка скоростей полетела.
— A-а, это спикер верхней палаты!
Ухлюпин в последнее время все чаще обзывает Дробанюка этим, до обидного неприятным выражением, — но тот скрепя сердце вынужден его проглатывать. Ухлюпин — человек нужный. Пусть пока гоношится, лишь бы помогал.
— Опять твой «Мерседес» дал трещину? Слушай, ты же перехватишь все мои связи! Я тебе то, я тебе другое, а с тебя мне цистерна козлиного молока взамен… Не-е, дорогуша, калорийность твоего продукта — пшик.
— В долгу не останусь, Юрий Алексеевич, — преданно заверяет Дробанюк. — Ты же меня знаешь.
— Потому и говорю, что знаю, — витийствует тот.
Поиздевавшись, он все же подсказывает Дробанюку, куда позвонить, и тот, набрав номер, напряженно приникает к трубке ухом.
— Ну? — коротко отзывается мужской голос. Отчетливо слышно, что тот, кому он принадлежит, жует.
— Это материальный склад? Я от Ухлюпина. Дробанюк моя фамилия…
— Ну? — все так же лаконично спрашивает жующий.
— Я по поводу коробки скоростей, — несмело продолжает Дробанюк. Его смущает это бесцеремонное «ну».
— Ну?
Дробанюк совсем теряется.
— Понимаете… Очень нужна. А если что надо, то…
— Че можешь? — прерывает, наконец, свое «нуканье» жующий.
— Кирпич могу. Цемент, трубы… — облегченно выдыхивает Дробанюк: кажется, наладилось.
— Ну? — требуют от него продолжения.
— Еще щебенку…
— Чихать на щебенку, — заявляет жующий. — Кирпич какой?
— Кирпич белый, силикатный.
— Чихать на силикатный.
— Да? — растерянно уточняет Дробанюк.
— Красный есть? — спрашивает жующий.
— Есть доска-сороковка, — невпопад отвечает на это Дробанюк.
— Сороковка? — приостанавливают жевать на том конце провода. — Кубов пять дашь?
— Пять кубов? — мнется Дробанюк. — Туговато, но вообще-то можно… Только мне срочно коробка нужна.
— Присылай. Спроси в приемной Юлия Валентиновича Сюкина. Сюкин — это я…
Дробанюк подскакивает от радости. Затем, на ходу бросив секретарше: «Я на бойлерную», почти бегом устремляется в гараж. А уже через час снятый с линии грузовик везет доски Сюкину и забирает у того коробку скоростей. Федя тут же устанавливает ее с помощью водителя грузовика на «Москвичок», а Дробанюк стоит над ними надсмотрщиком и поторапливает.
Прибегает секретарша и перепуганно сообщает Дробанюку, что его зовет к телефону Зинаида Куприяновна, жена, и что та очень взволнована.
— Я на минутку, — заверяет Дробанюк Федю и водителя грузовика, будто они без него не управятся. — А вы тут поскорее…
— Котюся! — запыханно говорит Зинаида Куприяновна, когда он берет трубку. — Ты уже отремонтировал машину? — И не ожидая ответа, тараторит — Звонил Гамузевич, он тебя разыскать не может. Гамузевич достал какой-то потрясающий сорт винограда и просит, чтобы ты немедленно, сейчас же забрал его, а то останутся рожки да ножки…
— Чего он горячку порет? — недовольно спрашивает Дробанюк. — И без винограда дел по горло.
— Котю-юся! — с жесткой укоризной произносит жена, укрощая этим его. — Гамузевич утверждает, что такой виноград попадается раз в столетие. Он так и сказал — раз в столетие. А мы на даче всякую дрянь разводим.
— Ладно, заеду, — нехотя соглашается Дробанюк.
— Котюся, надо сейчас же, а то будет поздно. Ты же знаешь Гамузевича — разбазарит в один момент.
— Машина будет готова только часа через полтора — понимаешь?
— Часа через полтора? Прекрасно! Значит, по пути захватишь меня. Мы заедем к Людмиле Геворкиевне, посмотрим, что она получила. А ты насчет импортной кофемолки не уточнял?