Голубая ниточка на карте

На главной палубе у сходен собралось на шум довольно много народу. Теплоход уже должен был отойти от Астрахани, но Магазина мёртвой хваткой вцепилась в сходни, которые вахтенный матрос хотел убрать. Вцепилась и держит.

— Не смей! Не дам! Не позволю! У меня дочка пропала!

И пошёл сыр-бор разгораться.

Первое, что Шур увидел в Фанере, когда она появилась на главной палубе, это её счастливые угольные глаза. Да она ж красивая! Руль меньше стал, что ли? А потом Шур увидел её странный наряд.

А Магазина сразу вцепилась взглядом в тельняшку, полотенечную юбку и босые ноги. Веснушка в это время говорил Магазине:

— А какое вы имеете право унижать её?

— Ты, молокосос, ещё меня поучи, что я имею, чего не имею?! Где она?

И вот тут она увидела Фанеру в её странном наряде.

— Ты где была, дылда стоеросовая?

— Мы… вон там сидели… в уголке.

— А-а, так вы уже по углам прячетесь?.. Углы тёмные вам нужны, бесстыдники?

— Там не тёмный…

— Ах вы…

Что бы дальше произнесла эта разъярённая женщина, неизвестно, потому что в разговор вступил Никита Никитич:

— Зачем вы так, Зинаида Вольтовна? Что они стыдного сделали? Хорошие ребята. Зачем же их стыдить? За что?

«Дед тоже её глаза увидел», — понял Шур.

А Магазина совсем разошлась, подлетела к деду и ему в лицо:

— Ты, учитель, в своей школе учи! Я тебе не ученица! Знаю без учителей, кого стыдить, кого нет. Ты свой урок отвёл и — домой! И горюшка мало! А она, если в подоле принесёт, кому воспитывать? Тебе, что ли? Мне! На мою шею трудовую!

Она так и сказала: в подоле! И тут Фанера ка-ак крикнет:

— Мама, как тебе не стыдно! Никнитича на «ты!» Разве можно!

Она даже внимания не обратила на это оскорбительное «в подоле», но неуважение к Никнитичу — это невозможно же вытерпеть!

И тут Магазина при всех схватила дочку за ухо:

— Ещё ты меня учить будешь!

Но её руку оч-чень вежливо и в то же время оч-чень энергично отвела от Фанериного уха рука капитана. Голос у него был спокойный, даже добрый:

— Зинаида Вольтовна, пройдёмте, пожалуйста, в мою каюту. Там обо всём и поговорим.

Магазина смолкла. Он галантно взял её под руку и слегка подтолкнул к трапу, ведущему вверх. Обернулся, кивнул вахтенному матросу. Тот понял и начал убирать сходни. А Магазина, не сопротивляясь, шла с капитаном в его каюту.

Теплоход тут же отшвартовался от астраханской пристани.

Глава 22. Звёзды и семечки

Шур с палубы смотрит на удаляющуюся Астрахань. Очень быстро стемнело. В смоляной воде волнуются дорожки, серебряные и золотые. Строго через одну. Это по берегу столбы с лампами дневного света и жёлтыми. Дорожки извиваются змейками, бегут за теплоходом. Наверно, им, любопытным, хочется догнать теплоход и влезть на борт, чтоб посмотреть, как туристы живут. Но судно, набирая скорость, уходит от них всё дальше и дальше. Не догнали.

О чём сейчас капитан говорит с Магазиной? Он, наверно, очень умный и очень добрый человек. Только серьёзный, неулыбчивый. Работа у него нелёгкая. Не разулыбаешься.

Шуру приятно думать о той встрече на Мамаевом кургане в Зале Воинской славы. О том канате, который тогда Шур почувствовал между ними. В тот же день они с Ромкой шли по палубе, а навстречу — он. Как всегда, хмурый, будто сердитый. Глазами встретились, глазами улыбнулись, и оба поняли, что тот канат — это их маленькая тайна.

— Ты чего? Улыбаешься, что ли? — толкнул его Ромка, когда капитан скрылся.

— Представил, как ты кошку за хвост дёргаешь.

— А-а… заживает уже, — и Ромка дотронулся до больного места.

Теплоход в чёрной воде двигался почти бесшумно. Будто сажей воду выкрасили, подумал Шур. Хотя нет, вон тоненькая серебряная полосочка. А вон ещё… И ещё… Откуда они? На берегу ни огонечка. Луна не взошла ещё, да и от неё широкая полоса по воде, а эти лёгкие, слабые, словно пунктирные.

Шур поднял голову. Бездонная сажная чернота неба была в таких огромных звёздах, что, казалось, влезь на капитанский мостик, руку с него протяни и Большую Медведицу можно за хвост ухватить. То бишь, за ручку ковша.

Это ж от них, от звёзд, по Волге дорожки! Вот это да-а… Настоящее его, Шурово, открытие. Ну кто б мог подумать, что звёзды, до которых немыслимые расстояния (Шур и представить эти расстояния не в силах), а от них, от этих чужих миров, бегут светлые дорожки по нашей родной Волге. Вот по ней… Вот они… Необыкновенно… Удивительно… Рассказать в Чебоксарах — не поверят. А может, все про это знают? Один я… такой незнайка? Надо спросить у всех в классе.

Шур и раньше любил глядеть на звезды. Когда он засматривался в ту бездонную глубину, где они жили, то чувствовал себя не только песчинкой, а… молекулой. И как-то раз, глядя вверх, подумал: когда человеку плохо, горько, когда у него горе великое, то надо на звёзды смотреть. И тогда, наверно, это горе станет маленьким-маленьким. Как молекула.

Сейчас он вспомнил про эти мысли. Усмехнулся. Здесь, около Астрахани, когда на звёзды смотришь, то уж не такой крохой себя чувствуешь как дома. Ишь как сверкают! Какие близкие!

Мысли перескакивали с одного на другое.