Голубая зона

Была и хорошая новость. Удалось поймать преступника, стрелявшего в Тину.

Самое удивительное, что это на самом деле оказалось преступлением шайки бандитов. Как и утверждала полиция. Никакой связи с делом Кейт. Они уже посадили семнадцатилетнего парня. Доносчик из членов банды сообщил о нем полиции. Улики были неопровержимыми. Под пулю в тот вечер мог попасть любой прохожий.

С души Кейт свалился огромный камень.

Сегодня она осталась с Тиной в маленькой частной палате, пока Том и Эллен пошли перекусить. Мониторы успокаивающе попискивали, стояли две капельницы – одна для уменьшения отека, другая – для питания. Толстая дыхательная трубка вела через рот Тины к легким. На стенке у кровати и на столике Кейт увидела фотографии. Счастливые снимки, сделанные во время семейных поездок, выпускная церемония Тины. На одном – Тина и Кейт на пляже на Файер-Айленд. Респиратор отсчитывал время равномерным шипящим звуком.

Кейт все еще было больно видеть подругу в таком состоянии. Тина казалась такой хрупкой и бледной. Кейт взяла в ладони безжизненную руку подруги. Рассказала ей о том, что случилось, как ей пришлось на время уехать, о случае на реке Гарлем, потом о Шарон…

– Видишь, Тин. Я тоже ранена. Вот только…

Ее голос прервался, она не смогла закончить предложение: «Только моя рана заживет».

– Давай, Тина, поправляйся. Ты мне так нужна. Пожалуйста.

Кейт, сидя у кровати подруги и слушая писк монитора и вздохи респиратора, ушла мыслями в прошлое. Что такого хотела ей рассказать мать? Теперь она никогда не узнает. Снимок… Кейт начала думать, что, вполне возможно, Каветти прав. Может быть, ее отец и в самом деле убил Маргарет Сеймор. Может быть, он жив. Матери уже нет. Ответ умер вместе с ней. Как оказался он на этой фотографии? Насколько глубокой была его связь с Меркадо? Сколько лет…

Кейт услышала слабый стон. Внезапно почувствовала, как мизинец Тины шевельнулся. Она повернулась.

– Тина.

Глаза Тины были все еще закрыты, монитор регулярно пищал. Трубка во рту не шевельнулась. Наверное, это один из бессознательных рефлексов. Кейт уже такое видела. Они каждый раз начинали надеяться, но напрасно. Возможно, она слишком сильно сжала руку Тины.

– Давай, Тина… Я знаю, ты меня слышишь. Это я, Кейт. Я скучаю по тебе, Тин. Мне нужно, чтобы ты поправилась. Пожалуйста, Тина, я хочу, чтобы ты вернулась ко мне.

Ничего.

Кейт отпустила руку подруги.

Как могла она заглушить его, этот внутренний порыв? Как могла она внушить себе, что за всеми событиями не скрывалось ничего ужасного? Продолжала жить. Позволила им выиграть. Не хотела ничего знать. Ведь все постоянно упиралось в один и тот же вопрос, и на этот вопрос следовало получить ответ.

Кто сдал ее отца? Каким образом он в первый раз попал в поле зрения ФБР?

Но существовал один человек, который это знал.

– Все говорят, что я должна отступиться, – сказала Кейт. – Но ведь если бы ты была на моем месте, Тина, ты бы хотела узнать? – Кейт погладила подругу по волосам. Респиратор продолжал шипеть. Монитор пищал.

Нет, она не позволит им выиграть.

Глава пятьдесят седьмая

Кейт постучала в дверь унылого дома в Хантингтоне, построенного в семидесятых годах. Дом просто просил, чтобы его покрасили. Дверь открыл плотный мужчина в очках с толстыми линзами. Едва он ее увидел, как взгляд его скользнул мимо нее, оглядывая улицу.

– Тебе нечего здесь делать, Кейт.

– Говард, это важно, пожалуйста.

Говард Курцман бросил взгляд на ее руку на перевязи, и на лице появилось покорное выражение. Он открыл дверь, впуская ее. Провел в гостиную, мрачную комнату с низким потолком, заставленную мебелью из темного дерева с выцветшей обивкой, которая выглядела так, будто никто никогда не пытался ее обновить.

– Я же говорил тебе в Нью-Йорке. Я не могу тебе помочь, Кейт. Нам обоим ни к чему твое здесь присутствие. Даю тебе минуту, чтобы объяснить, чего ты хочешь. Затем тебе лучше уйти через гараж.

– Говард, я знаю, вы знаете, что случилось. Вы должны со мной поговорить.

– Говард, кто-то пришел? – Его жена, Пэт, вышла из кухни. Увидев Кейт, она замерла на месте. Кейт встречалась с ней несколько раз за все эти годы. – Кейт… – сказала она. Взглянула на перевязь. Затем на Говарда.

– Нам обоим ужасно жаль, что с Шарон случилась такая беда, – сказал Говард. Он жестом предложил Кейт сесть, но она лишь прислонилась к дивану. – О твоей маме у меня только самые приятные воспоминания. Она всегда так хорошо ко мне относилась. Но теперь ты видишь, Кейт? Это ужасные люди.

– Вы думаете, что они вот так просто забудут про вас, Говард? Вы полагаете, что они исчезнут, все закончится, если вы, выходя из дома, будете смотреть налево и направо? Моя мать умерла, Говард. Мой отец, я понятия не имею, жив ли он. Для него ничего не закончено. – Кейт взяла со стола фотографию семьи Говарда в рамке – взрослые дети, улыбающиеся внуки. – Вот ваша семья. Вы полагаете, что вы свободны? Взгляните на меня. – Она показала на свою раненую руку. – Вы что-то знаете, Говард. Я в этом уверена. Кто-то заставил вас сдать его.

Говард поправил очки.

– Ты ошибаешься.