Голубчик

- Благодарю вас, господин директор, но все-таки я не у себя, потому что я тут никто. И мои замечания насчет вашей двери и ручки совершенно неуместны. Поверьте, к вам лично они никак не относятся.

- Дорогой Кузен, вы очень взволнованы, у вас неприятности личного свойства, и я в свою очередь заверяю вас, что искренне вам сочувствую, ведь мы все - одна большая семья.

- Я знаю, господин директор, знаю, и как раз об этом пишу труд.

- Отлично, это можно только приветствовать. Кстати, я слышал, вы держите удава? ., , . .

- Да. В нем уже два метра двадцать сантиметров.

- И он будет еще расти?

- Вряд ли. Больше некуда, он уже занял все место, которым я располагаю.

- Наверно, нелегко жить бок о бок с пресмыкающимся.

- Не знаю, я его никогда не спрашивал. Пользуясь случаем, благодарю вас за доброе отношение и участие. Не премину упомянуть об этом в своем сочинении.

- Что вы, Кузен, голубчик, не стоит благодарности. Повторяю: мы все одна семья. И я всегда рад случаю поговорить по душам с любым сотрудником. Я придаю большое значение духу товарищества. Сплоченный коллектив - это самое главное. А теперь до свидания. И не думайте больше об этом инциденте. Впрочем, не исключено, я и правда закажу автоматические двери. Пусть распахиваются сами. Жизнь достаточно сложна, надо облегчать ее где можно. Кланяйтесь домашним.

Вырвавшись от директора, я помчался в отдел кадров, узнал адрес мадемуазель Дрейфус и поехал к ней. В метро снисходительно улыбались моему стакану фиалок, чтобы они не завяли раньше времени.

Мадемуазель Дрейфус жила на улице Руа-ле-Бо, на шестом этаже без лифта. Я взбежал по лестнице на одном дыхании и не пролив ни капли воды, но в квартире никого не было. Я спросил у привратницы, не оставлено ли мне записки, но она, как и следовало ожидать, захлопнула дверь у меня перед носом. Пришлось вернуться в управление и до семи часов воевать с цифрами, что далось мне нелегко - я непреодолимо стремился к нулю. Цветы стояли на столе передо мной. И я даже проникся симпатией к IBM за его чистую бесчеловечность. В половине восьмого я снова звонил в дверь мадемуазель Дрейфус, снова не застал ее и прождал до одиннадцати, сидя на лестнице со своим неразлучным стаканом.

Когда и к одиннадцати она не пришла, терпение мое лопнуло, что случается со мной крайне редко, поскольку я неприхотлив и неизбалован. Это ведь только слова, что "чаша терпения переполнилась", на самом деле капли капают и капают, а чаша не переполняется. Так и задумано. Каждому, кто сидел на темной лестнице с букетом фиалок в стакане, знакомо это ни с чем не сравнимое чувство лютого душевного холода и голода. Не может быть, чтобы она совсем уехала. Не бывает, чтобы человек просто так взял и уехал в Гвиану, даже не попрощавшись. Десять минут двенадцатого. Никого. Последние четверть часа я высидел только потому, что привык "терпеть еще немного".

К половине двенадцатого я так затосковал по любви и ласке, что пришлось прибегнуть к помощи профессионалок. Пошел, как обычно, на улицу Помье. Хотел найти Грету, у которой такие длинные руки, но вспомнил, что она перешла на надомную работу. Оставалась высоченная блондинка, по всем статьям уступавшая подругам, и я подумал, что, может, она будет поласковее со мной из благодарности. Мы пошли в ближайшую гостиницу на углу.

Девушка назвалась Нинеттой, а я, сам не знаю почему, Роланом. Терять времени она не стала:

- Присядь-ка, миленький, я тебе помою зад.

Знакомая музыка. Скрепя сердце я оседлал биде. Напрасно думают, что вещи тоже бездушны. Лично я испытываю к ним христианские чувства. Вот и теперь, сидя на биде в одних носках, я размышлял, что за скверная у него, должно быть, жизнь.

Шлюшка опустилась на колени с мылом па изготовку.

Я вспомнил объяснения знакомой пожилой дамы, в прошлом хозяйки борделя: в ее время девицы подмывали клиента только спереди, но потом вкусы утончились. Поднялся уровень жизни, расстаралась реклама, наступило изобилие благ на душу - и теперь каждый ценит качество, знает, чего вправе требовать, разбирается, какой кусочек полакомее и какой курорт пошикарнее.

- Вот так, - приговаривала шлюха, орудуя мылом. - Теперь, если захочешь розочку, пожалуйста!

- Да не нужна мне розочка, - возразил я.

- А вдруг найдет охота, что ж, ломать кайф, вставать и идти мыться куда это годится. Все удовольствие насмарку.

- Не засовывай палец, терпеть этого не могу, да еще с мылом, щиплет же, черт!

- В любви можно все, надо только хорошенько помыться. Что ты вцепился в свои фиалки - поставь сюда. Это мне?

- Нет.

Не поднимая головы, она добросовестно шпиговала меня мылом. Еще одно нелепое недоразумение, как все в этом мире.

- Ты бы, золотко, снял носки, а то некрасиво, Чем ты вообще-то занимаешься?

- Держу удава.

- Как это?

Я не ответил. Есть заветные уголки, куда не следует соваться.

- Ну вот, теперь ты чистенький. Иди ложись.