Голуби

Теперь он ни в чём не нуждался – больше не восторгали прекрасные жуки, вид за окном с чёрными воронами на белом фоне не привлекал своей неторопливой вознёй, запахи весны, раньше бодро бившие в ноздри, оставляли равнодушным. Он исчерпал свою жизнь – только изображения навсегда покинувших этот мир животных ещё будили в нём какое-то смутное брожение, словно он смотрел на фотографии неизвестной родни из старого семейного альбома. Но Петрунин сознавал, что и это уже позади, и это истрачено. Предстояла разве что ещё одна, последняя работа. Большой холодный мир больше не пугал Петрунина, наоборот, ему казалось, что это внешнее, прежде равнодушное пространство само трепещет. Он по наитию, пришедшему к нему помимо опыта, знал – плашки с жуками скрывают ещё как минимум один ключ. Раз жизнь его так странно и до срока завершилась, так почему бы не воспользоваться последним и несравненным правом – самому выбрать свой исход. Больше ничего уже не будет, только слабость и угасание; он оказался на краю, за которым неизведанная вечность, кому-то мнящаяся тесной, кому-то распахнутой на все четыре стороны, и раз так, то выбор – трепыхаться из последних сил или сорваться в бездну – его дело. Что до того, в каком облике явится вызванная бездна, то, в общем, это всё равно.

Петрунин был спокоен. Работа не препятствовала размеренному течению жизни – он ел, пил, спал по необходимости и медленно складывал знак. За окном разгоралась весна, но она уже не способна была отвлечь, взволновать, обжечь, изменить порядок мыслей. И вот – первый привет с той стороны. Он вколол булавку с очередной жучиной плашкой в изолон и тут же почувствовал короткий удар в сердце. Даже не удар – сбой, остановку, замирание. Разум Петрунина не трепетал – полный штиль. Ни жалости к себе, ни жажды жизни, ни сомнения, ни страха. Просто стало очевидно: роковой ключ рядом. С лёгкой душой он взял венчающую плашку, на которой красовался хищный, металлически блестящий Архиплектес старкианус, в кажущемся сейчас таким далёким прошлом пойманный в лесу под Туапсе, и установил жука на положенное место.

Земля вздрогнула. Петрунин посмотрел туда, где миг назад было окно, и увидел руины, над которыми пылал царственный закат. Пламя растекалось по горизонту, словно пытаясь подпалить небеса, сжечь напрочь купол летящего в пустом пространстве мира. По предъявлении ключа всё стало смертью. Всё без остатка. Горел весь дом земного бытия от подпола до крыши. И небеса горели, купол, взметая снопы искры, осыпался, хороня под обломками чёрную планету. Закат пламенел так, словно…

Впрочем, никто в точности не знает, для чего пламенеют закаты.

Исцеление