– Япона мать! – процедил сквозь зубы Спортсмен. – Говорила мне бывшая: флеш-игры на ночь до добра не доведут.
«Точно! Это геймеры! – отлегло от души у Пашки. – Насмотрятся в Инете всякой фигни, а потом реконструируют. Идиоты, заглюченные на вирте».
В помещении воцарилась тишина, нарушаемая лишь гудящими, как орг
– Бог терпел и нам велел. Нет тех скорбей, которые были бы выше страданий Спасителя, – вернул Монах в реальность расслабившихся мужчин. – Давайте, ребятки, знакомиться. Меня зовут отцом Георгием. Фамилия Русич. Я – монах Рождества Богородицы Свято-Пафнутьева Боровского монастыря. Заочно учусь… учился в Московской Православной Духовной Академии. Во время паломничества в Гор
– А я – Иван Бурак, – театрально поклонился Артист, приложив руку к груди.
– Иван… Дурак? – привстал со своего места Пашка.
– Бу-рак. Свекла по-белорусски. Артист я. Служил в Гродненском областном драматическом. В Москву приехал на съемки сериала «Послание с «того» света». Роль, правда, эпизодическая, но очень выразительная…
«Надо ж, какая у меня чуйка! – подумал Павел. – Безошибочно вычислил обоих. Прикольно будет, если третий сейчас скажет: «Я – Зомби!».
– Так вот, – продолжил Бурак, – выпил я на вокзале бокал пива с незнакомцем, вместе с ним сел в такси – нам было по пути. Помню, стала сильно кружиться голова и… все. Очнулся уже здесь. А Владик, я уже говорил, не помнит ничего, даже собственного имени.
– Откуда ж вы тогда знаете, как его зовут?
– Так у него татушка есть. Он же не гей, чтобы чужое мужское имя себе накалывать. Правильно я рассуждаю?
Кивнув нечесаной головой, Зомби вытянул перед собой морщинистые конечности в крупных пигментных пятнах. На тыльной стороне правой руки голубела полувыцветшая татуировка: парящая в небе чайка, а под ней – имя «Владик».
– Браво! Классно лицедействуете, – захлопал Павел в ладоши. – Но со мной вы рамсы попутали: я на реалити не подписывался. Дома дел до хренищи. Завтра вообще в Питер еду. Выпустите меня.
– Как говорил доктор Ватсон в одном пародийном ролике, ваша дедукция, Шерлок – фигня, – печально произнес Артист, снимая со стенок жестянки остатки морской капусты. – Вы, парни, действительно, попали… Как вас хоть зовут?
– Паштет – мое погоняло. Сокращение от имени Пашка и фамилии Тетух.
– Петух? – взял реванш за Дурака белорус.
Лицо Павла налилось кровью и увеличилось в размерах, будто кто-то надул его изнутри.
– Закрой хлебало! Еще раз услышу это слово, порву, как газету. Еще у кого-то вопросы будут?
– Давно откинулся? – подал вдруг голос Спортсмен, гревший руки о горячую кружку.
На шее Павла вздулась вена толщиной с палец. Этот качок ему сразу не понравился: резкий голос, пронзительные глаза, нахмуренный лоб, квадратный подбородок. Твердые, как гантели, кулаки со сбитыми костяшками. Взгляд, транслирующий угрозу. Дурацкие – ни к селу, ни к городу – усы. Такие же, как у его, Павла, ненавистного отчима. Рожа и так интеллектом не блещет, а с этой щеткой над верхней губой – просто Ванек из деревни Красная Глухопердь.
– Не понял прогруза, – цыкнул зубом Паштет, брезгливо отодвигая от себя плохо помытую миску с подозрительным харчем. – Ты кто такой, чтобы мне допросы устраивать?
– Капитан Юрий Лялин. Оперуполномоченный Отдела уголовного розыска Криминальной полиции Управления внутренних дел города Москвы.
– Ураааа! Нас нашли!!! – бросился на шею правоохранителю Монах. – Господь услышал мои молитвы. Я знал… я знал…
На радостях и Артист подпрыгнул вверх, подняв над головой погнутую алюминиевую кружку.
– Давайте выпьем за тех, кто в МУРе. За тех, кто в МУРе, никто не пьет.
И только Зомби не разделил радости коллег. Сосредоточенно набивая рот колбасными обрезками, Владик не спускал глаз с пайки, отвергнутой Тетухом.
– Вы кушать будете? – робко поинтересовался он.
– Дерьма не жру – у меня язва. Убери с глаз этот блевонтин, пока я опять не начал фарш метать.
Дважды повторять не пришлось. Зомби резво подхватил тарелку Паштета и жадно накинулся на добавку. Сегодняшний день у него, определенно, удался. В отличие от остальных.
Как только до старых узников дошло, что Лялин – не освободитель, а очередная жертва, а до новых, – что старые не комедианты, а рабы, все впали в отчаяние. Особенно Пашка, люто ненавидевший порядкоблюстителей. Отмотав три срока, он и в страшном сне не видел, что четвертый будет тянуть в одной «камере» с действующим ментом. Ему, «честному бродяге», по понятиям не полагалось контачить с «мусором», а уж спать с ним на соседних нарах и жрать из одного котла – самое настоящее «западло».