Голуби — стражи ада (СИ)

Подавляя сопротивления, они крепко связали меня и куда-то потащили за собой, стараясь причинить как можно больше боли. Я не теряла надежду и пыталась бороться. Я вырывалась и царапалась, звала и кричала, но окружающим было не до меня. Они в панике метались по улицам, не смея смотреть на небо, моля о пощаде и помощи. Окружённые, обречённые, измученные.

А Аня, наверное, просто не уследила за этими гадами или тоже подверглась нападению кого-то из адской армии. Или предала — этому я тоже бы уже не удивилась.

Завязав мне глаза, «добровольцы» долго тащили меня по, наверное, глухим местам города, пропитанным гнилостными запахами. Мерзко. Отвратительно. Долго.

Под конец мне стало казаться, что, может, они и вовсе собирались уйти за пределы города, укрывшись в каких-нибудь жутких трущобах, затерянных в беспробудной тиши и мраке.

Я неустанно морщилась, мысленно считая секунды, чтобы хоть немного успокоиться и сократить мерзкую дорогу. На середине пути что-то начало меня неприятно скручивать. Холодная липкая рука, словно игравшая со мной изнутри, принося омерзительные ощущения. Рука гнева и ярости, рука отвращения и ненависти.

Я ждала, когда всё закончится, но оно продолжалось, долго, томительно, нудно. Упорно и беспрестанно.

Тем не менее я, кажется, уже не боялась — паника как-то резко отступила, навеяв на меня сомнительное спокойствие. Моё дыхание постепенно восстанавливалось, сердце билось не так часто, дрожь утихала. Только невидимая рука резвилась где-то внутри меня, играя со всеми соками.

Время обратилось резиной, длинной, тягучей, упругой. Время остановилось и замерло, тихонько издеваясь надо мной и моим положением. Кажется, оно хотело моей боли и ужаса, жаждало страха и паники и упорно не понимало, почему их не было. Ничего не было. Кроме ярости и отвращения, которого оно уже испробовало достаточно.

Но резина перестала тянуться и потеряла упругость. Кто-то резко рванул мою голову, стягивая с глаз ненавистную тряпку. Пыль тут же попала мне в нос, и я громко чихнула, похоже, вызвав отвращение у самого ухоженного из странной компании. Он посторонился, и я смогла разглядеть местечко, в котором оказалась.

Заброшенный дом, немного превосходивший строение, где мы расстались с Максом, по размерам и ухоженности. Деревянное одноэтажное строение с перекошенной металлической крышей и, как ни удивительно, довольно приличной с виду дверью, оснащённой ручкой. Со всех стороне его окружали травы, густые, высокие, колышущиеся. Грязные и высохшие.

Вся тропинка, ведшая ко входу, была истоптана многочисленными грубыми подошвами: похоже, там состоялись целые собрания. Деревья, возвышавшиеся над крышей, густо поросли мхом. Глаза. Завидев эти деревья, я почему-то сразу представила чьи-то глаза, внимательные, наблюдательные.

Я пристально вгляделась в переплетения коры, но тут же крепко поморщилась, потому что в нос ударил запах затхлости, смешанный с гнилью. Мерзкий и тошнотворный, он проникал в дыхательные пути и словно пытался вселиться в каждый их уголок.

Четыре рослых мужчины, стоявших неподалеку, вновь схватили меня и направились в сторону входа. Я уже не сопротивлялась, а просто покорно двинулась за своими новыми хозяевами, как бы мерзко это ни звучало.

Мужчины рывком отворили старую скрипучую дверь, пролезли внутрь помещения, втолкнули меня и двинулись по коридору, окутанному въевшимися в стены запахами затхлости и химии. Кажется, они там что-то варили. Лекарства? Яды? Наркотики? В темноте, скрадывавшей каждый уголок пространства, было трудно что-то понять; оставалось только предполагать. Глядеть на плавающие по стене пятна света и предполагать, упорно, старательно, терпеливо.

Единственное, что я сразу поняла, — в этом доме было много пыли. Ужасно много. Почему-то я сразу подумала, что первым делом я её вытру, что я вычищу дом. Глупо и наивно. Я была бы просто счастлива, если бы все мое «рабство» заключалось в мытье полов и подметании пыли, если бы им просто нужна была прислуга по хозяйству. Скорее всего, они хотели самого настоящего раба, угнетённого, несчастного. Прислуживающего голубям.

Я не желала прислуживать ни людям, ни, тем более, голубям. Не хотела выполнять абстрактные поручения, выходящие за рамки бредовости. Наше общество независимое, мы обладаем правами и свободами, мы способны осуществлять желаемое, а рабство и всё, что с ним связано, уже давно осталось в прошлом, обратившись воспоминаниями на страницах книг и сухими историческими фактами.