Голуби улетели. (Flight of the Doves)

Паудер хмыкнул. Он ковырял спичкой в зубах.

—Вы нам не помешаете,— сказал он,— но с такими, как мы, вам еще путешествовать не доводилось?

—Нет.

Паудер засмеялся.

—У нас ты многому научишься,— сказал он.— Читать-писать умеешь?

—Умею.

—Пишешь, поди-ка, складнее, чем говоришь? — спросил Паудер.

—Не знаю,— отвечал Финн.

Паудер снова засмеялся и встал.

—Ну, пора трогаться! — объявил он.

Финн заметил, что сам Паудер не работал, а только командовал: «Делайте это! А теперь — вот это!» И женщина с ребятишками очень ловко со всем справлялась. Они проделывали это уже много раз. Моза поймали и мпрягли в небольшую повозку, на которую уложили шатры и кое-что из утвари. Больше всего вещей уместилось в фургоне. К нему привязали на длинных поводках собак и тронулись в путь. Паудер шел рядом с пони, тащившим фургон. Следом двигалась повозка. Мозес шагал у самой головы Моза, Финн рядом с ним. В повозке ехали младшие ребятишки и Дервал.

И все-таки, когда подъехали к мосту, сердце у Финна Тревожно забилось. Там стоял полицейский. Проходя мимо него, Финн отвернулся, потом все же посмотрел назад и с облегчением увидел, что полицейский провожает цыган равнодушным взглядом.

Они перешли через мост, и, что бы теперь ни случилось, до бабушки О'Флаэрти уже рукой подать.

ГЛАВА 13

На другое утро, проснувшись, Финн не сразу понял, где он.

Слышалось пение птиц и шум бегущей по камням коды.

Финн лежал рядом с Дервал на мешке соломы. У себя над головой он увидел дощатое дно повозки, протянул руку и коснулся небольшого колеса.

Накануне вечером они пробыли в пути часа три. А потом раскинули лагерь около реки среди высоких деревьев рощи, которая оказалась рядом с дорогой, после того как ее спрямили.

Первым делом поставили шатер для Паудера, и он отправился спать, а женщина и ребятишки продолжали устраиваться. Финн заметил, что Паудер не утруждал себя работой, но никто на это не обижался. Отец был всеобщим любимцем, дети в нем души не чаяли.

Финн взглянул на свои руки — до чего же они грязные! И у Дервал лицо совсем чумазое. Он потряс сестру ta плечо:

— Просыпайся, надо пойти умыться!

—Да ну, Финн...— захныкала Дервал.

—Какой я тебе Финн? Ты должна называть меня Джозеф, запомни крепко-накрепко!

—Ладно,— согласилась Дервал, протирая глаза. Руки у нее тоже были грязные.

Они выбрались из-под повозки. Утро выдалось прекрасное. Солнышко уже пригревало. Мозес разжигал огонь, раздувая тлевшие головешки. Он встал первым.

—Привет,— сказал Финн.— Разводишь костер?

—Ага. А вы куда это?

—Хотим умыться в реке.

—На кой тебе умываться? — удивился Мозес.

—Просто хотим быть чистыми,— отвечал Финн.

Мозес покачал головой.

—Так ты денег не заработаешь,— рассудительно сказал он.

Финн засмеялся и пошел к реке. Местечко было замечательное. Прозрачная вода бежала по камушкам, и было неглубоко. Вокруг росли высокие деревья.

Финн стал мыть сестре лицо, а она страшно гримасничала. У него самого руки были такие грязные, что пришлось оттирать их песком. Подошел Мозес, сел на корточки и стал смотреть.

—С этой своей чистотой, Джозеф, ты ничего не раздобудешь,— сказал он.

—Ты про что это? Я тебя не понимаю,— сказал Финн.

—Скоро поймешь. Все привыкли, что мы грязные. И чем грязнее, тем лучше.

Когда они вернулись с речки, мать Мозеса уже встала и готовила завтрак.

—Проголодались? — улыбнувшись, спросила она Финна.

—Да.

—Дети что птенцы, только подавай им корм.

Она заварила чай и стала раздавать, вынимая из мешка, куски хлеба. Все больше горбушки то белого, то черного. Хлеб вчера вечером насобирали дети. Финн видел, как мать посылала их просить по крестьянским домам.

Когда после завтрака Финн пошел с ребятами в соседний городок, ему стали понятны слова Мозеса «чем грязнее, тем лучше». Дервал, к ее большому удовольствию, оставили играть с маленькой Шейлой. В город отправились Мозес, его сестра Эйлен и остальные ребятишки.

Городок был небольшой, и день — базарный. На площадь съехалось много повозок, крестьяне продавали с них яйца, цыплят, овощи. Дети рассыпались по всей площади и стали просить подаяния. Финн увидел, что Мозес действовал очень ловко. Сначала он расположился около церкви. Служба кончилась, и народ повалил на улицу. Мозес молча стоял в своих лохмотьях, протянув грязную руку. Иные принимались его ругать: «Такой большой, а попрошайничаешь! Почему ты не идешь работать? Видать, и отец у тебя отпетый лодырь!» Но Мозес с невозмутимым видом бубнил свое: «Подайте, пожалуйста, голодающим!» Вопросы, кто он и откуда, Мозес пропускал мимо ушей и продолжал жалобно клянчить. И — удивительное дело — его настойчивость была вознаграждена: многие бросали ему монетки.

Потом он пошел на рыночную площадь и незаметно присоединился к своим.

— Понял теперь, для чего надо быть грязным? — спросил он Финна.— Будешь чистым — ни пенса не получишь.